ПРАВОЕ ПОЛУШАРИЕ
Шрифт:
Яйтер сидел и теребил скатерть.
– Давайте, однако, обойдемся без официоза. Мы же свои люди, к чему нам отчества? Нам и фамилии ни к чему - они слишком известны.
Тот отметил, что сам Оффченко оставался безымянным.
– А Яйтер - это разве имя?
– не отставала Зейда.
Оффченко сдался:
– Хорошо, это фамилия. Вы же знаете, что детей врагов народа перенарекали, чтобы сын не отвечал за отца. В досье говорится, что фамилию ему дали из-за частого причитания "айяяй". Не сладко приходилось! А имя его в наши дни не вполне… - куратор
– Не вполне благозвучно и не очень уместно. Его зовут Май Красногорыч. С Маем еще понятно, но что за красная гора присобачилась - теперь не докопаешься.
Подлетел официант.
– Шампанского, - приказал Оффченко.
– Я не пью, - возразил Яйтер.
– Я совсем дурак, если выпью.
– По чуть-чуть, - настаивал сводник.
– Я помню, что вам противопоказан алкоголь в больших дозах, - добавил он немного туманно. Яйтер не помнил, чтобы извещал Оффченко о неладах с выпивкой, которая пробуждала в нем непредсказуемые помыслы. Он и без спиртного уже ощущал неодолимое влечение к Зейде, тогда как та не выказывала ни малейшего смущения и рассматривала Яйтера даже с долей нахальства, обещая в чем-то повиноваться, но в чем-то и верховодить.
Официант наполнил фужеры.
– За знакомство!
– Оффченко слегка ударил кулаком по столу, изображая безрассудную готовность к умеренному кутежу.
Пианист, к тому моменту переставший играть, симпатизировал Яйтеру. Когда фужеры соприкоснулись, он негромко исполнил туш, и гордый Яйтер важно помахал ему ручищей. Ему между тем становилось все тягостнее. Он никак не мог сообразить, к чему эта встреча и почему Оффченко принимает столь интимное участие в его судьбе. Нехитрые мысли, разорванные восходящими пузырьками напитка, забегали, как потревоженные мыши. Яйтер хватался за красного командира, бросал, цеплялся за сумочку Зейды и разбивался о черно-зеленое стекло бутылки.
– Дорогие мои, - гротескно захмелевший Оффченко раскинул руки и приобнял сотрапезников.
– Вы помните песню о двух одиночествах? Я рад, что они наконец повстречались. Вы - люди похожей судьбы, одинаково обделенные жестокой историей. Опекая вас порознь, мы решили, что настала пора свести вас вместе. Кто, как не вы, лучше поймет и утешит друг друга? У вас много общего.
– Да я всегда пожалуйста, - хихикнула Зейда.
– А сколько вам лет?
– спросил невоспитанный Яйтер.
– Семьдесят два, - отозвалась Зейда, ничуть не обидевшись.
– Манеры, - пробормотал Оффченко и сказал уже громче: - Да и вы, Яйтер, давно не мальчик! Что такое ваши годы? Вон какие анализы!
– Что же хорошего?
– заспорил тот.
– Вот, посмотрите, - он вытащил из кармана бумажку, чтобы показать Зейде, но вынул не справку, а двадцатидолларовую купюру. Он позабыл, что перед выступлением переоделся, да и справку порвал.
– Мне бы такие, - облизнулась Зейда.
– Попользуетесь, не волнуйтесь, - Оффченко показными, мелкими движениями демонстративно погладил ее покатое плечо.
Яйтер сидел насупленный.
– Это
– Мне сына нужно.
– Зейде никак не дашь ее лет, - парировал Оффченко.
– И у нее тоже есть справка. Покажите ему, Зейда.
Та с нескрываемым удовольствием заменила фотографию выпиской из протокола обследования. Яйтер не стал читать:
– Я в их делах ничего не смыслю.
– Я менструирую вовсю, - сообщила Зейда.
Яйтер машинально повел ноздрями.
– Не сию секунду, - уточнил Оффченко, чуть морщась.
– В принципе.
– А, - сказал Яйтер.
– Ну и что?
Оффченко и Зейда переглянулись.
– Зейда, - попросил Оффченко после паузы, - вы ведь растолкуете нашему товарищу, в чем тут дело?
– Я… - начала Зейда.
– Потом, - вырвалось у куратора.
– Яйтер, вам, по-моему, пора навестить вашу балалайку. Смотрите - публика пригорюнилась. У вас будет возможность познакомиться с Зейдой поближе, и она ответит на все ваши вопросы.
…Пятью минутами позже Яйтер выскочил на сцену, перебрасывая из руки в руку факел. Зал разразился восторженным гулом. Ненастоящие - Павел Андреевич, Ангел Павлинов, Вера Дмитриевна, Трой Макинтош и многие, многие прочие набились битком. Они не хлопали и занимались своими неясными делами, а некоторые просто стояли, не шевелясь, иные - спинами к Яйтеру.
7
К двум часам пополуночи основная программа себя исчерпала; вернувшийся пианист наконец-то обосновался надолго и прочно. Он даже поставил на пианино бокал с вином и, покуда играл мечтательно и небрежно, покуривал легкую сигарету, не выпуская ее из фарфоровых зубов. Оффченко и Зейда сошли в вестибюль, где их ожидал Яйтер. Снаружи давно шуршал дождь, и Оффченко попенял себе за беспечность: не прихватил зонт.
– Вам, надеюсь, в одну сторону?
– спросил он озабоченно.
– Вон мои ребята скучают, могу подвезти.
Яйтер пожал плечами:
– Мне-то недалеко.
Зейда без лишних слов ухватила его под локоть.
– Как хотите, - Оффченко удовлетворенно оглядывал их, заходя то справа, то слева.
– вы просто созданы друг для друга, - заметил он.
– Ключ и замок, рука и перчатка, кинжал и ножны.
Яйтер неуверенно хохотнул. Ненастоящие построились на лестнице, растянувшись во всю длину ковровой дорожки. Зейда оглянулась и хрипло шепнула:
– Ненавижу, когда они подсматривают.
До Яйтера не сразу дошел смысл сказанного. И он изумился:
– Разве ты видишь?
– Их попробуй не увидь. Целая рота приперлась.
Оффченко ловил каждое слово, рот у него приоткрылся. Поэтому он упустил из вида приземистую тень, метнувшуюся в двери. Швейцар ударил в ладоши, но промахнулся, не поймал ничего. В следующую секунду приземистый, квадратный субъект с гривой седых волос до плеч и огромной серьгой в миниатюрном оттопыренном ухе схватил Зейду за кисть и дернул. Яйтер от неожиданности уронил руку плетью, и Зейда оказалась лицом к лицу с крепышом.