Православие, инославие, иноверие. Очерки по истории религиозного разнообразия Российской империи
Шрифт:
Метрики также были важны для статистических целей. Доказывая, что лютеранские метрические книги должны вестись на русском, а не на немецком языке, несколько сенаторов заявляли в 1888 году, что «метрические книги представляют самый достоверный источник для извлечения данных, необходимых для статистических исследований по разнообразным вопросам о движении населения». В отличие от других имеющихся документов, метрические книги также давали ясные и непрерывные свидетельства об уровне рождаемости, а следовательно, и о будущих демографических тенденциях. Поэтому духовные власти получили указание собирать данные из книг и отправлять их в губернские статистические комитеты. В Самарканде именно областной статистический комитет поднял вопрос о возможности введения метрических книг в этом регионе в 1888 году [410] . Конечно, с точки зрения статистики метрические книги обладали многочисленными недостатками, и многие специалисты выражали глубокие сомнения в достоверности зафиксированных в них данных. Но, несмотря на это, существовало убеждение в том, что содержащаяся в них информация может иметь фундаментальное значение для статистической науки [411] .
410
РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 775. Л. 159; Д. 773. Л. 108 об. – 109; Сегал И. Несколько слов о метрической регистрации на Кавказе // Кавказ. 1905. № 95. 13 апреля. С. 2; Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при Правительствующем Сенате. 1866. № 20. Ст. 141 (4 ноября 1865 г.).
411
Avrutin G. Power of Documentation. Особ. р. 272–273, 281–282; А.Я. Метрические книги // Энциклопедический словарь. СПб.: Типо-литография И.А. Эфрона, 1896. Т. 19. С. 201. Исследование взглядов,
По этим причинам государство очень серьезно относилось к метрическим книгам и выпискам из них. Правовед Г.Ф. Шершеневич отмечал, что рождение, смерть и вступление в брак представляют собой факты исключительной важности с точки зрения правовых последствий, а потому требуют самого точного юридического оформления [412] . Поэтому православных священников наставляли вести книги с максимальной аккуратностью и тщательностью; любые вымарывания запрещались, а ошибки надлежало обвести со всех сторон линией и затем поместить правильную запись. Более того, православное приходское духовенство несло коллективную ответственность за правильное ведение книг и их своевременное ежегодное представление в епархиальную консисторию. Эти положения о проверке ошибок, сделанных священниками, и о коллективной ответственности были распространены и на еврейские метрические книги (но не на книги других конфессий, по крайней мере не прямо) [413] . Тем не менее лютеранские пасторы получили указание, что свидетельства, выдаваемые прихожанам и государственным инстанциям, «должны содержать в себе точную, слово в слово, выписку из церковной книги, быть подписаны sub fide Pastorali Проповедником и утверждены церковною печатью» [414] . Каковы бы ни были конфессиональные различия, очевидно главное: метрические книги являлись серьезными документами, и их ведение требовало большого усердия [415] .
412
Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. 11-е изд. Москва: Издание Бр. Башмаковых, 1914. Т. 1. С. 101.
413
Свод законов. 1899. Т. 9. Ст. 866, 870 и 915. Вообще законодательство предусматривало подробнейшие правила для ведения православных и еврейских книг, тогда как нормы касательно других конфессий были разработаны в гораздо меньшей степени. См.: А.Я. Метрические книги. С. 204.
414
Свод законов. 1857. Т. 11, ч 1. Ст. 340.
415
При этом закон не устанавливал никаких особенных наказаний за неисправное ведение метрических книг или за несообщение факта рождения, брака или смерти соответствующей духовной или иной инстанцией. См.: Стейнведел Ч. Создание социальных групп. С. 612; Гойхбарг А. Метрические книги // Новый энциклопедический словарь. Петроград, б.г. Т. 26. С. 415.
Метрические книги: происхождение и распространение
Примечательной чертой российской системы регистрации было то, что вплоть до самого 1917 года акты гражданского состояния большей части населения записывались духовными лицами. Несомненно, в Западной Европе такая регистрация имела религиозные корни, и введение гражданской регистрации было связано с политической борьбой того или иного рода. Во Францию гражданская регистрация пришла вместе с революцией и введением республиканского гражданского статуса. В Великобритании англиканская церковь обладала монополией на браки и регистрацию – не распространявшейся только на квакеров и евреев – до 1836 года, когда этот серьезный повод для недовольства диссентеров был устранен. А в Германии введение гражданских браков и гражданской регистрации в 1875 году стало частью борьбы Бисмарка с католической церковью – ттак называемая Kulturkampf [416] . В большинстве стран Западной и Северной Европы гражданская регистрация (как и гражданский брак) в той или иной форме была введена примерно к 1870-м годам, что делало все более исключительной прочно привязанную к церкви российскую систему [417] .
416
См. об этих событиях в работе: O’Rourke J. Parish Registers: An Historical Synopsis and Commentary // Catholic University of American Canon Law Studies. № 88. Washington: Catholic University of America, 1934; Cullen M.J. The Making of the Civil Registration Act of 1836 // Journal of Ecclesiastical History. 1974. Vol. 25. № 1. P. 36–59; Traer J.F. Marriage and the Family in Eighteenth-Century France. Ithaca: Cornell University Press, 1980. P. 79–104; Noiriel G. The Identification of the Citizen: The Birth of Republican Civil Status in France // Documenting Individual Identity: The Development of State Practices since the French Revolution / Еd. Jane Caplan and John Torpey. Princeton: Princeton University Press, 2001. P. 28–48; Caplan J. «This or That Particular Person»: Protocols of Identification in Nineteenth-Century Europe // Ibid. P. 49–66.
417
Стоит, однако, отметить, что даже сегодня в Дании все рождения и смерти регистрируются через лютеранскую церковь, независимо от религиозной ориентации того или иного лица. См.: Gade K.,Vincents C. Prжster vil af med civilregistrering. 27.03.03(последнее посещение 25.09.11).
Ведение приходских книг для православного населения впервые стало обязательным по закону при Петре I. В 1702 году приходским священникам было дано указание еженедельно представлять списки рождений своему начальству, а по указу 1722 года требовалось вести книги систематически. Но потребовалось еще около полувека, чтобы церковные власти создали стройную систему документации для своей паствы. Даже базовая форма таких книг была полностью стандартизирована только в 1830-е годы [418] .
418
Более того, введение метрических книг для православного населения Грузии завершилось только в 1845 г. О появлении и дальнейшей эволюции православных приходских книг см.: Шершеневич С.С. Учебник. С. 102–104; Смирнова Г.Ф. Демографические процессы. С. 72–77; Епатьевский А.В. К истории документирования актов гражданского состояния в России и СССР (с XVIII в. по настоящее время) // Актовое источниковедение: сборник статей / Ред. С.М. Каштанов. М.: Наука, 1979. С. 55–84 (особ. с. 57–62 и 65–70); Freeze G.L. Bringing Order to the Russian Family: Marriage and Divorce in Imperial Russia, 1760–1860 // Journal of Modern History. 1990. Vol. 62. № 4. P. 709–749 (особ. р. 716–718).
Распространение этой системы на неправославные конфессии в начале XIX века требовало от государства либо признать, либо определить конкретные группы населения как составляющие «духовенство». Христиане, у которых уже были священники и пасторы и в большинстве случаев имелась приходская регистрация в той или иной форме [419] , не представляли в этом отношении особых проблем, хотя возникшие впоследствии группы, такие как баптисты, создавали сложности, о которых будет сказано далее. Признав имамов и мулл «мусульманским духовенством» в конце XVIII века, государство возложило на них обязанность ведения метрических книг – в 1828 году в Волжско-Уральском регионе и в 1832 году в Крыму [420] . Как только в 1872 году в Закавказье было обнародовано положение о духовных делах мусульман, не замедлили появиться и постановления о ведении метрик (в 1873 году) [421] . Только в случае евреев обязанность вести метрические книги (1826) предшествовала определению конкретной роли иудейского «духовенства» и его отношений с государством (1835), хотя эти два события лучше рассматривать как часть единого процесса бюрократизации [422] . Главным образом именно благодаря обязанности вести метрические книги признанные «иностранные» конфессии в России стали считаться «государственными учреждениями», а их духовные лидеры – государственными служащими [423] .
419
См., напр., описание ситуации в Прибалтийских губерниях в работе: Палли Х.Э. Церковно-приходское делопроизводство в Эстонии в XVII–XVIII вв. // Актовое источниковедение. С. 157–161.
420
ПСЗ-2. 1828. Т. 3. № 2296; 1832. Т. 7. № 5770; Стейнведел Ч. Создание социальных групп. С. 614.
421
РГИА.
422
Об этом процессе см.: Freeze G.L. Jewish Marriage. Р. 95.
423
Это было четко обозначено в законопроекте 1907 г. «Об инославных и иноверных религиозных обществах», см.: Католическая церковь. С. 235.
С другой стороны, там, где сохранялось военное управление и государство не обеспечивало регулирование религиозных дел населения – например, в Центральной Азии или на Северном Кавказе, – отсутствовала четко обозначенная группа, которой можно было поручить задачу ведения метрик [424] . Не существовало и «языческого» духовенства, на которое государство могло бы положиться, и поэтому в отношении довольно многочисленного языческого населения – к 1900 году только в Европейской России язычников насчитывалось около 100 тысяч человек – записи либо не велись вообще, либо велись беспорядочно [425] . В некоторых случаях даже признание духовенства – например, решение, что ламы и другие буддистские деятели составляют «ламайское» (ламаистское) духовенство, – не приводило к появлению метрических книг [426] . Как редкое исключение метрические книги были фактически отменены в 1868 году среди казахских кочевников-мусульман, в рамках более масштабной попытки государства оградить их от «вредного» влияния татарских мулл, находившихся под ведомством Оренбургского магометанского духовного собрания [427] .
424
Ни на Северном Кавказе, ни в Центральной Азии государство формально не институционализировало ислам, как это было сделано в Волжско-Уральском регионе и Крыму.
425
РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 779; Оп. 133. Д. 428.
426
Свод законов. 1857. Т. 11, ч. 1. Ст. 1260, 1263, 1285.
427
Усманова Д. Механизм реализации норм мусульманского права в Российской империи: К вопросу о метрикации мусульманского населения Волжско-Уральского региона в XIX – первой четверти XX столетия // Ислам и право в России. Вып. 2: Материалы семинара «Мусульманское право в мире и России, Северном Кавказе и Поволжье. М.: РУДН, 2004. С. 40–53.
Конфессиональный характер метрических книг – и, следовательно, актов гражданского состояния – в имперской России подтверждает предположение о том, что Российское государство не только в идеологическом, но и в институциональном смысле покоилось на конфессиональных основах [428] . Ключевые области гражданского права – особенно по части брака и семьи – основывались на церковном каноне и религиозных принципах, и даже реформаторы в целом не желали снимать государство и его законы с религиозного якоря [429] . С этой точки зрения система метрикации, выработанная Российской империей к середине XIX века, обладала четкой логикой. Жизненные события, отраженные в метрических книгах, обычно были наполнены религиозным смыслом: рождение было связано с крещением или обрезанием; брак представлял собой таинство для католиков и православных; и практически во всех конфессиях смерть сопровождалась религиозными обрядами и погребением тела на отдельном кладбище для данной конфессии. В свете религиозного характера этих жизненных событий представлялось разумным официальное оформление их духовными властями. Более того, в системе, которая считала религию необходимой основой порядка и осуществления власти, метрические книги имели то преимущество, что заставляли российских подданных соблюдать религиозные предписания по крайней мере формально. И наконец, существующая система позволяла государству возложить обременительную административную задачу на местных религиозных служащих и тем самым освободить собственный управленческий персонал, которого и так не хватало, от значительного объема работы.
428
Общее обоснование этого воззрения см. в работе: Crews R. Empire and the Confessional State: Islam and Religious Politics in Nineteenth-Century Russia // American Historical Review. 2003. Vol. 108. № 1. P. 50–83.
429
Engelstein L. The Keys to Happiness: Sex and the Search for Modernity in Fin-de-Siиcle Russia. Ithaca: Cornell University Press, 1992. P. 31–41 [русский перевод: Энгельштейн Л. Ключи счастья. Секс и поиски путей обновления России на рубеже XIX–XX веков. М.: Терра, 1996. – Прим. ред.]; Wagner W. Marriage, Property, and Law in Late Imperial Russia. Oxford: Clarendon Press, 1994. P. 59–223; Дорская А. Государственное и церковное право Российской империи: Проблемы взаимодействия и взаимовлияния. СПб.: Издательство РГПУ им. А.И. Герцена, 2004.
Недостатки партикуляристской регистрации
При всех своих удобствах существующая система демонстрировала существенные недостатки и со временем становилась все менее способной удовлетворить потребности как государства, так и его подданных. В общих чертах мы можем обозначить три отдельных, но взаимосвязанных источника проблем. Во-первых, это недоверие государства ко многим лицам, которым оно предоставило статус «духовенства», – недоверие, усугублявшееся случаями ошибок и несоответствий в книгах. Так, в 1834 году государство пришло к выводу, что католические священники в западных губерниях не только небрежно вели книги, но и допускали «даже умышленные пробелы, помарки, подскобки и другие подлоги». Такие злоупотребления привели к созданию местных комитетов для посещения приходов, проведения проверок имеющихся книг с перенумерацией страниц и заверением новыми печатями. Правительство выявило подобные несоответствия и в мусульманских метрических книгах в 1870-е годы [430] .
430
Извлечение из отчета Министра внутренних дел за 1834 год // Журнал Министерства внутренних дел. 1835. № 8. С. 302–303; ПСЗ-2. 1833. Т. 8. № 6644; 1834. Т. 9. № 7495; Варадинов Н. История Министерства внутренних дел. Ч. 3, кн. 1. СПб.: Типография Министерства внутренних дел, 1862. С. 661–662; РГИА. Ф. 821. Оп. 10. Д. 775. Л. 42–43.
Особые подозрения вызывали раввины, которых и государственные чиновники, и сами евреи порицали за бессистемное ведение метрических книг. Проблема часто усугублялась размытыми границами между образованными и наделенными полномочиями от государства официальными, или «казенными», раввинами и «духовными раввинами», которые не имели официальной санкции, но, как правило, пользовались авторитетом у еврейского населения. Казенные и духовные раввины иногда сотрудничали, чтобы сохранить согласие в повседневных делах, но это означало, что духовные раввины, не обладая навыками ведения метрических книг, совершали грубые и многочисленные ошибки в записях. В других случаях отношения были враждебными, и обусловленный этим раскол религиозной власти едва ли способствовал эффективной метрикации. В 1879 году министр внутренних дел организовал комитет по расследованию еврейской практики ведения записей. Комитет был вынужден признать, что никто лучше раввинов не был знаком с еврейским обществом и его обычаями, чтобы взять на себя эту обязанность. В следующий раз министр внутренних дел не придумал ничего лучше, как потребовать в 1882 году, чтобы губернаторы внимательнее следили за тем, как евреи ведут записи, проверяя достоверность внесенных данных. Вряд ли губернаторы могли всерьез взяться за выполнение такой огромной задачи – скорее всего, проверка проводилась поверхностно [431] . Невзирая на подозрения против них, государственные раввины продолжали заниматься метрикацией до конца старого режима. Последствия неспособности правительства решить эту проблему выходили далеко за рамки еврейского населения, потому что нередко ведение или усовершенствование метрикации среди других нехристианских групп зависело от успеха предварительной реформы в отношении евреев.
431
Freeze G. Jewish Marriage. P. 106–115; Avrutin G. The Power of Documentation. P. 292–293.
Вторым источником проблем был тот факт, что система метрических книг все еще не была всеобщей и не охватывала население империи целиком. Как уже отмечалось, метрикация обычно была возможна только там, где уже существовало или могло быть учреждено духовенство. По разным причинам государство иногда воздерживалось от институционализации неправославных религий, и таким образом большие группы населения оставались за пределами системы документации. Чаще всего не имели метрических книг те народы, которые можно считать «колонизированными», т. е. недавно завоеванные, воспринимаемые как совершенно чуждые и отсталые и вследствие этого подлежащие партикуляристским законам, в которых отсутствовали положения об организованной метрикации. Пока правительство могло допускать колониальную сегрегацию такого рода, существующая система была приемлемой. Но стремления к универсализации, свойственные таким проектам, как военная реформа 1874 года, невозможно было реализовать без расширения системы документации.