Правый поворот запрещён
Шрифт:
Аккуратно вырезанный из какого-то рекламного изделия, сфотографированный почти в натуральную величину, прекрасно полиграфически исполненный, красным глянцем сиял баллончик с белым колпачком. Крупными буквами его опоясывала надпись "Метах". Под снимком на немецком, английском и французском языках было напечатано пояснение и инструкция, как пользоваться этим газом в целях защиты, учитывая содержащийся в нем удушающий компонент.
– Поляки привозят, - сказал Джума.
– Да и наши тоже.
Скорик задумчиво молчал.
– Что мы имели в нашей авоське в самом начале?
– спросил Войцеховский.
–
– Загудел зуммер телефона. Войцеховский снял трубку:
– Я, Галя... Слушаю... Когда? Так... Так... Больше никаких подробностей?.. Спасибо, - он опустил трубку.
– Это Галя, из приемной. Туда звонил из Богдановска майор Мотрич. Он разыскивал Джума и тебя, Витя. Они нашли какого-то свидетеля. Поедешь?
– Дашь машину?
– С условием, что тут же отправишь ее обратно.
– Хорошо... Я, правда, вызвал на десять утра Вячина... Черт с ним, потом извинюсь.
За трояк в ладошку дежурный швейцар впускал их в Дом офицеров, где в полуподвальном помещении находилась биллиардная, у маркера всегда можно было с переплатой купить пиво. Два-три раза в месяц Лагойда и Вячин ходили сюда погонять шары в "американку"...
– На что играем?
– спросил Лагойда, снимая деревянный треугольник с пирамиды шаров.
– На пиво с креветками, - ответил Вячин, натирая мелом кий.
– Лукич, - обратился Лагойда к маркеру, - какое сегодня пиво?
– "Московское".
– А нему что?
– Соленые палочки и баночка креветок.
Сыграв две партии, решили сделать перерыв. Устроились в углу у окна за столиком маркера. Пиво было теплым, но все равно пили с удовольствием. Потягивая из стакана, Лагойда все время что-то говорил, Вячин не мог понять, слушает ли он Лагойду или думает о чем-то. Затем он вдруг сказал:
– Меня на завтра в прокуратуру вызывают. Повестка пришла.
– Ну и что? Я же тебе сказал: следствие идет. Меня уже допрашивали, махнул рукой Лагойда.
– А я тут причем?
– А я причем?
– Ты все-таки работаешь еще в институте, а я давно ушел.
– Серегу Назаркевича тоже допрашивали. Следователь даже в больницу к нему ездил.
– С поликаувилем теперь ничего не выйдет.
– Как сказать. Может, без Кубраковой легче будет.
– У нас металл кончается.
– Договорись с Владиком. Я поеду заберу.
– Все через задницу, - раздраженно сказал Вячин.
– С тем договорись, тому сунь, третьего напои и накорми с икрой.
– Пора бы привыкнуть, Коля. Мы ведь живем не как нормальные люди. У нас только навыки и инстинкты. Навыки идти в очередь за колбасой, инстинкт спрашивает при виде очереди: "Что дают? Что выбросили?". Кто же это с Кубраковой так? Как думаешь?
– спросил Лагойда.
– Черт его знает... Действительно...
– А Серега Назаркевич не мог? Он же у нас немного шизонутый.
– Между нами говоря, такая мыслишка у меня промелькнула. Отношения у них были, как у кошки с собакой. Но чтобы Серега... такое, - Вячин как бы с сомнением пожал плечами.
– Ну что, сгоняем еще?
– Идем.
Они вернулись к биллиардному столу...
– Это наша местная продукция, потребкооперация делает. Пользуется большим спросом, - майор Мотрич открыл бутылку с надписью на этикетке "Летний квас".
– Газированный. Может, чего покрепче хотите?
– предложил он Скорику и Джуме.
– Нет, - отказался Скорик, наливая в стакан янтарную жидкость.
– Как вы на него вышли, на этого рыбака?
– спросил Джума.
– Искали, спрашивали. Через участковых. Они своих заядлых рыболовов знают.
– А кто он таков?
– поинтересовался Скорик.
– Местный. Коренной. До ухода на пенсию работал мастером в пекарне.
– Разрешите, товарищ майор?
– открылась дверь, вошел сержант.
– Привез?
– спросил его Мотрич.
– Привез, товарищ майор.
– Давай.
Сержант вышел и через минуту вернулся с пожилым человеком невысокого роста, большая лысая голова с венцом последних седых волос.
– Садитесь, Кузьма Петрович, - пригласил Мотрич.
– Вот товарищи из области поговорить хотят с вами. Специально приехали. Кваску налить?
– Можно... А чего говорить? Я уже рассказал. Нового не придумаю.
– И все-таки, Кузьма Петрович, - попросил Скорик.
– Зять ко мне должен был приехать из Андижана, внука привезти. Решил угостить их рыбой. Место это над обрывом мое, давнее. Там щука с плотвой в жмурки играет. Пошел, значит, я по росе, сел. Через часок клев начался. Я там загодя прикормку для мелюзги даю, чтоб щуку привадить. Где-то после десяти услышал звук мотора, машина, значит, шла. Удивился, сюда не ездют почти. Потом мотор заглох, хлопнули дверцы. Ну, думаю, - все, кончилась моя рыбалка. Сейчас пойдут тосты, песни. А рыба тишину любит. Я сижу у самой воды, под обрывчиком, метрах в двадцати. Меня сверху не видать, я за кустами, а мне снизу видно. Гляжу: мужик и баба. Он капот поднял, возится в моторе, а она подошла к берегу, камешки стала кидать. Я разозлился, в садке килограмма три рыбы уже было, собрал свое хозяйство и берегом ушел.
– Кузьма Петрович, а лица их вы не запомнили?
– С моего расстояния не разглядеть было без очков. Да и что разглядывать? На кой они мне сдались?
– А машину не запомнили? Марку, цвет.
– Красная, похоже "Жигули".
– Какая одежда была на этих двоих?
– Баба, вроде, в желтоватой кофте вязаной, а на мужике костюм светлый, серый. Шапочка мне его показалась - цветная, кажется, белая с зеленым, с таким большим козырьком. Велосипедисты в таких бывают, я по телевизору видел.