Праздник Святого Йоргена
Шрифт:
— Я не намерен объяснять тебе чудеса!
— Ещё бы! — гордо заявила Олеандра. — В нашем роду, слава богу, не было идиотов. Но почему же в таком случае ты запрещаешь мне мыслить? Разве не сказано в евангелии от Йоргена, глава третья, стих двадцать девятый: «Подумаете о сём»? И как вам не стыдно проповедовать всю эту чушь о человеке, который умер триста лет назад, да ещё убеждать людей в том, что он вернётся!
— Никого мы не убеждаем!
— Нет, убеждаете! А для чего же тогда нужна соборная невеста? Для того, чтобы всю жизнь ждать Йоргена, который умер триста лет назад! Нечего сказать, забавная история! Ведь даже ребёнку ясно, что вы сами в это не верите!
— Что это значит?
—
На сей раз гроссмейстер был сражён. Он не мог отказать дочери в известной проницательности и смотрел на неё с возрастающим изумлением. «Вот в чём дело! — думал он. — Оказывается, она сама не прочь стать соборной невестой! Не потому ли она так рассердилась на нас?» В голове гроссмейстера тут же созрели новые честолюбивые планы, сердце преисполнилось гордости, и он с глубоким интересом посмотрел на свою умную честолюбивую дочь.
Но Олеандра разочаровала его. Она вдруг заявила:
— И в плащ вы не верите.
— Что ты сказала? — взревел он.
— То, что слышишь. Когда ты болел зимой, то собрал вокруг себя врачей и знахарок чуть не со всего света. А ведь куда было проще сходить в собор и прикоснуться к плащу святого Йоргена. Но ты прекрасно знаешь, что в нём не больше целебной силы, чем в твоём ночном горшке! А тебя не удивляет, что именно у хранителя плаща все явные и тайные болезни, какие только можно себе представить: нарывы, хрипота, воспаление печени, одышка, ожирение сердца, подагра, хромота, ломота в суставах, глисты, отрыжка и чёрт его знает что ещё! А кроме того: какой плащ за триста лет не проест моль? И потому у вас в соборе всегда есть запасный плащ на случай, если старый вдруг расползётся.
Гроссмейстер подскочил чуть не до потолка и, побледнев как мел, украдкой посмотрел на двери и окна.
— Это ложь! — прогремел он.
— Это правда! — ответила дочь.
— Кто тебе сказал? — прошептал он.
— Секретарь.
— Он этого не говорил.
— Говорил.
— Я это дело расследую, — сердито сказал гроссмейстер, — и, если он действительно проболтался, придётся заткнуть ему рот.
— Заткнуть рот! — воскликнула Олеандра. — У вас у всех заткнуты рты. Вы только разглагольствуете о плащах, в которые не верите! Да о невестах, которых сам дьявол испугается, не то что святой! Чуть что, вы угрожаете друг другу заткнуть рот да заодно водите за нос бедных паломников, начиняете их дурацкими россказнями о святом Йоргене, в которые никто из вас самих не верит.
— Ложь! Некоторые верят.
— Назови хоть одного!
— Хранитель священного сада!
— Он же болван, — спокойно возразила Олеандра.
— И казначей.
— У него жена — истеричка. Она говорит, что он долженверить. А вы все отлично знаете, что это вздор с начала и до конца. Никакого святого Йоргена никогда не было. Его плащ сшили в соборе или бог знает где. Его евангелие состряпали хитроумные первосвященники и книгопечатники. Ваш собор — это просто крупное финансовое предприятие,
Гроссмейстер вышел из комнаты, но вскоре опять вернулся.
— Дочь моя, — сказал он, — ты ещё молода. У меня в юности тоже были сомнения, да и теперь я с тобой во многом согласен.
— Как же ты можешь проповедовать то, во что сам не веришь?
— Дитя моё, когда я вижу множество устремлённых на меня доверчивых глаз, для которых всё это — святая истина, я сам чувствую, что это не может быть сплошным обманом.
— Но ты же знаешь, что это обман!
— А для них это истина, дитя моё, для всех этих бьющихся верой сердец — истина. Их радует мысль о том, что у города есть святой покровитель, который когда-нибудь вернётся.
— Но ведь это же вздор!
— И тем не менее людям не обойтись без веры в сверхъестественную силу, которая всегда может оказать им своё святое покровительство.
— А я обойдусь, — воскликнула Олеандра с жаром, — и вы тоже обойдётесь не хуже меня. Всё это одно притворство, красивые слова. Ведь самое главное — это сознавать, что я — человек, что солнце утром восходит, а вечером заходит, что сердце бьётся в моей груди и меня окружают люди, которых я люблю и которые меня любят. А до всяких суеверий мне нет никакого дела.
— Тебе нет никакого дела, дочь моя, то же самое я могу сказать и о себе, и о многих других людях нашего круга. Но подумай о людях простых и необразованных! Им этого мало. Им нужна вера: без веры они несчастны.
— Да вы сами внушили этим простакам, что им нужна вера. Так же как мы иногда смеха ради внушаем тётушке Размазне, что она смертельно больна; у неё тотчас же начинается головокружение, она ложится в постель и принимает капли. То же самое вы проделываете и с паломниками. Изо дня в день вы твердите им, что они — жалкие грешники и к тому ж ещё отпетые негодяи и если бы не святой Йорген — их ожидала бы неминуемая гибель… И вот каждый год эти бедняги тащатся в Йоргенстад, ноют и поют:
Скажи, о Йорген, нас любя, что б стало с нами без тебя!А вы глядите на них из окон да усмехаетесь себе в бороду: «Слава богу, урожайный нынче год на паломников».
Гроссмейстер ответил раздражённо:
— Отлично, дитя моё. Ты хочешь переделать мир заново. По-твоему, наш город — это разбойничье логово, где дурачат и грабят простой народ?
— Именно так, — согласилась Олеандра.
— Очень хорошо. Через две недели придут паломники. Выйди же им навстречу и скажи: «Простите, дорогие паломники, но вам лучше разойтись по домам. Как нам стало известно, всё это — гнусная ложь. В евангелии от Йоргена нет ничего, кроме старых побасёнок, которые, кстати, мы же сами и сочинили. И плащ мы сами сшили, и вообще всё это очень просто и понятно, непонятны только ваши простодушие и наивность»… Что, по-твоему, они тебе ответят? Разорвут тебя на части или прогонят домой, решив, что ты сумасшедшая, и уж наверняка не поверят ни одному твоему слову!