Предания нашей улицы
Шрифт:
Однажды ночью, когда сон бежал от его глаз, гонимый мучительной тоской, он долго ворочался с боку на бок во тьме своей хижины, а потом вышел наружу. Он пошел вдоль рядов хижин, освещенных сиянием звезд, вдыхая живительный воздух летней ночи, такой прохладный на вершине горы. Вдруг кто-то окликнул его:
— Куда ты направляешься в столь поздний час? Касем оглянулся и увидел Садека.
— А почему ты еще не спишь? — спросил он друга.
— Я сидел на пороге и вдруг заметил тебя, а твое общество мне слаще сна.
Шагая бок о бок, дошли до
— Одиночество временами невыносимо, — признался Касем.
— Надо изгнать его навсегда, — засмеялся Садек. Касем обвел взглядом горизонт. Небо над ним жемчужно светилось, а земля была погружена во мрак.
— Все твои друзья женаты и не знают одиночества, — продолжал Садек.
— На что ты намекаешь? — неодобрительно отозвался Касем.
— Такой мужчина, как ты, не может жить без женщины. Касем чувствовал, что друг его говорит правду, тем не менее слова эти вызывали протест в его душе.
— Как я могу жениться после Камар?! — воскликнул он.
— Если бы она могла слышать то, что я сказал, она согласилась бы со мной, — уверенно заявил Садек.
Касем умолк в замешательстве, противоречивые чувства обуревали его.
— Мне это кажется предательством — жениться после такой любви и преданности.
— Мертвым наша преданность ни к чему!
Что он думает на самом деле, этот добряк? Говорит ли он искренне или просто хочет оправдать друга? Ведь истина иногда имеет такой горький привкус! Да и сам ты не до конца откровенен с собой, не хочешь разобраться в своей душе так же прямо и честно, как разбираешься в делах своей улицы. А ведь мир души твоей создал тот же, кто создал звезды в небе. И ты должен себе признаться, что сердце твое бьется, как оно билось и в первый раз. Касем громко вздохнул, а Садек сказал:
— Ты очень нуждаешься в том, чтобы рядом с тобой была любящая душа.
Когда Касем вернулся к своей хижине, то увидел Сакину, стоящую на пороге. В глазах ее были вопрос и тревога.
— Я заметила, как ты вышел в то время, когда должен был спать глубоким сном!
Он был так поглощен своими мыслями, что неожиданно для самого себя воскликнул:
— Взгляни на этого Садека, он уговаривает меня жениться!
Сакина, словно она только и ждала этого случая, откликнулась:
— Я еще раньше хотела с тобой об этом поговорить.
— Ты?!
— Да, господин мой. Сердце мое надрывается, когда я вижу, как ты маешься и тоскуешь в одиночестве.
— Я не одинок, — ответил он, обводя рукой ряды хижин, — все они со мной.
— Это так, но дома-то ты один. А я, старуха, уже стою одной ногой в могиле.
Он почувствовал, что молчание его означает согласие с ее словами. Тем не менее он продолжал молча стоять у порога хижины. Потом грустно сказал:
— Второй такой жены я не найду.
— Это правда. Но есть же хорошие девушки, с которыми ты можешь быть счастлив!
Рабыня устремила на него проницательный взгляд и, немного помолчав, добавила:
— Бадрийя. Как она мила! Касем и удивился, и растерялся.
— Она так молода!
Тая лукавую улыбку, Сакина промолвила:
— Но она уже созрела. Ты ведь заметил это, когда она подавала тебе еду и кофе.
Касем опустил глаза.
— Ты, наверное, в родстве с шайтаном, старая!
Известие вызвало ликование на всей Горной улице. Садек готов был пуститься в пляс от радости. Загруды, которые выкрикивала его счастливая мать, были слышны на другом краю пустыни. Все наперебой поздравляли Касема. Свадьбу отпраздновали, не приглашая никого из профессиональных устроителей. Вместо танцовщиц на торжестве плясали жительницы улицы во главе с матерью Бадрийи. А певцом был Абу Фисада, который приятным голосом выводил: «Был я рыбаком, да сам попался в сети…»
Свадебная процессия обошла вокруг хижин, освещенных лишь светом небес. Сакина с Ихсан перебралась в хижину Хасана, освободив жилище Касема для новобрачных.
85
Ему очень нравилось наблюдать — со своего места у входа в хижину — за Бадрийей, которая месила тесто. Совсем юная, но как ловко управляется со всеми делами! Она неустанно хлопотала по хозяйству, то и дело откидывая тыльной стороной ладони падающие на лоб волосы. Своей красотой и веселостью она была как целительный бальзам для его души.
Румянец смущения, заливший лицо Бадрийи, без слов говорил о том, что она чувствует на себе его взгляд. Наконец она бросила месить тесто и взглянула на него с кокетливым упреком. Он весело засмеялся и, привстав с места, взял в руки ее длинную косу, поцеловал несколько раз и снова уселся. Он был счастлив. Все тяжелые мысли оставили его, как это бывало в те редкие мгновения, когда он отстранялся от друзей и забот.
Неподалеку от хижины играла Ихсан под присмотром Сакины, сидевшей на плоском камне.
Вдруг с обрыва, где начиналась тропа вниз, донесся шум, и вскоре показались Садек и Хасан, ведущие с собой человека, в котором он узнал мусорщика из квартала Рифаа. Касем поднялся им навстречу, а вдоль улицы неслись звуки загруд — так женщины всегда приветствовали каждого нового пришельца с улицы Габалауи. Мусорщик обнял Касема.
— Я к вам. И дубинку с собой принес!
— Добро пожаловать! — обрадовался Касем. — Мы не делаем различий между кварталами. Все жители улицы нам свои, а поместье — для всех.
Весело засмеявшись, рифаит сообщил:
— Они там все допытываются, где вы укрылись, и боятся, что вы нападете на них. Но многие на улице от всего сердца желают тебе победы.
Он окинул взглядом длинные ряды хижин и толпившихся вокруг людей и удивленно протянул:
— Все они тут?!
— Мусорщик принес важное известие, — поспешил сообщить Садек.
— Да, — подтвердил мусорщик, — сегодня у Савариса свадьба. Он женится пятый раз. Свадебная процессия пройдет по улице ночью.
— Самый подходящий случай расправиться с ним, — воодушевился Хасан. Все поддержали его.