Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет?

Троцкий Лев Давидович

Как бы, однако, ни оценивать выгоды и невыгоды франко-советского пакта, ни один серьезный революционный политик не станет отрицать права советского государства искать дополнительной опоры для своей неприкосновенности во временном соглашении с тем или иным империализмом. Надо только ясно и открыто указывать массам место такого частного, тактического соглашения в общей системе исторических сил. Чтоб использовать, в частности, антагонизм между Францией и Германией, нет ни малейшей надобности идеализировать буржуазного союзника или ту комбинацию империалистов, которая временно прикрывается ширмой Лиги Наций. Между тем не только советская дипломатия, но, по следам ее, и Коминтерн систематически перекрашивают эпизодических союзников Москвы в «друзей мира», обманывают рабочих лозунгами «коллективной безопасности» и «разоружения» и тем превращаются на деле в политическую агентуру империалистов перед рабочими массами.

Пресловутое интервью, данное Сталиным председателю Скриппс-Говард Ньюспейперс Рой Говарду 1-го марта 1936 г., представляет собою неоценимый документ для характеристики бюрократической слепоты в больших вопросах мировой политики и той фальши, какая установилась между вождями

СССР и мировым рабочим движением. На вопрос: неизбежна ли война? Сталин отвечает: «я считаю, позиции друзей мира укрепляются; друзья мира могут работать открыто, они опираются на мощь общественного мнения, в их распоряжении такие инструменты, как, например, Лига Наций». В этих словах нет ни грана реализма. Буржуазные государства вовсе не делятся на «друзей» и «врагов» мира, тем более, что «мира», как такового, вообще не существует. Каждая империалистская страна заинтересована в сохранении своего мира, и заинтересована тем острее, чем невыносимее этот мир для ее противников. Общая для Сталина, Болдуина, Леона Блюма и пр. формула: «мир был бы действительно огражден, еслиб все государства сплотились в Лиге на его защиту», означает лишь, что мир был бы обеспечен, если б не существовало причин для его нарушения. Мысль, пожалуй, правильная, но не очень содержательная. Великие державы, которые не входят в Лигу, как Соединенные Штаты, ценят очевидно развязанные руки выше, чем абстракцию «мира». Для чего именно им нужна свобода рук, они в свое время покажут. Те государства, которые уходят из Лиги, как Япония и Германия, или временно «отлучаются» из нее, как Италия, тоже имеют на то достаточные материальные причины. Их разрыв с Лигой изменяет лишь дипломатическую форму антагонизмов, но не их природу и не природу самой Лиги. Те праведники, которые клянутся в неизменной верности Лиге, ставят себе задачей тем решительнее использовать ее для поддерживания своего мира. Но и между ними нет согласия. Англия вполне готова продлить мирный период – за счет интересов Франции в Европе или в Африке. Франция, в свою очередь, готова пожертвовать безопасностью британских морских путей – за поддержку Италии. Но для защиты собственных интересов каждая из них готова прибегнуть к войне, разумеется, к самой справедливой из всех войн. Наконец, мелкие государства, которые, за неимением лучшего, ищут укрытия под сенью Лиги, окажутся в конце концов не на стороне «мира», а на стороне более сильной группировки в войне.

Лига на охране статус-кво – не организация «мира», а организация насилия империалистского меньшинства над подавляющим большинством человечества. Этот «порядок» может поддерживаться лишь при помощи постоянных войн, малых и больших, сегодня – в колониях, завтра – между метрополиями. Империалистская верность статус-кво имеет всегда условный, временный и ограниченный характер. Италия выступала вчера за статус-кво в Европе, но не в Африке; какова будет завтра ее политика в Европе, никому неизвестно. Но уже изменение границ в Африке немедленно отражается в Европе. Гитлер отважился ввести войска в Рейнскую зону только потому, что Муссолини вторгся в Абиссинию. Трудно причислить Италию к «друзьям» мира. Между тем Франция дружбой с Италией дорожит неизмеримо больше, чем дружбой с Советским Союзом. Англия, с своей стороны, ищет дружбы Германии. Группировки меняются; аппетиты остаются. Задача так называемых сторонников статус-кво состоит, по существу, в том, чтоб найти в Лиге наиболее благоприятную комбинацию сил и наиболее выгодное прикрытие для подготовки будущей войны. Кто и как начнет ее, зависит от обстоятельств второго порядка. Но кто-нибудь должен будет начать, ибо статус-кво есть погреб взрывных веществ.

Программа «разоружения», при сохранении империалистских антагонизмов, есть вреднейшая из фикций. Даже если б она оказалась осуществленной путем общего соглашения, – допущение явно фантастическое! – это ни в каком случае не могло бы предупредить новой войны. Империалисты воюют не потому, что есть оружие; наоборот, они куют оружие, когда им нужно воевать. Возможность нового, притом очень быстрого вооружения заложена в современной технике. При всех и всяких соглашениях, ограничениях и «разоружениях» арсеналы, военные заводы, лаборатории, капиталистическая индустрия в целом сохраняют свою силу. Так, обезоруженная под тщательным контролем победителей Германия (единственная, кстати сказать, реальная форма «разоружения»!), снова становится, благодаря своей мощной индустрии, цитаделью европейского милитаризма. Она собирается, в свою очередь, «разоружать» кое-кого из своих соседей. Идея так называемого «прогрессивного разоружения» означает лишь попытку сокращения непосильных военных расходов в мирное время: вопрос кассы, а не миролюбия. Но и эта задача оказывается неосуществимой. Вследствие различий географического положения, экономического могущества и колониальной насыщенности любые нормы разоружения должны были бы изменить соотношение сил к выгоде для одних и к невыгоде для других. Отсюда бесплодность женевских попыток. Почти двадцать лет переговоров и разговоров оставляет далеко позади все, что видено было в этой области до сих пор. Строить революционную политику пролетариата на программе разоружения значит строить ее даже не на песке, а на дымовой завесе милитаризма.

Удушение классовой борьбы в интересах беспрепятственного хода империалистской бойни, можно обеспечить только через посредство вождей массовых рабочих организаций. Лозунги, под которыми эта задача разрешалась в 1914 году: «последняя война», «война против прусского милитаризма», «война за демократию» слишком скомпрометированы историей двух последних десятилетий. «Коллективная безопасность» и «всеобщее разоружение» пришли им на смену. Под видом поддержки Лиги Наций вожди рабочих организаций Европы подготовляют новое издание «священного единения», не менее необходимого для войны, чем танки, авиация и «запрещенные» удушливые газы.

Третий Интернационал родился из возмущенного протеста против социал-патриотизма. Но революционный заряд, заложенный в него Октябрьской революцией, давно израсходовался. Коминтерн стоит ныне под знаком Лиги Наций, как и

Второй Интернационал, только с более свежим запасом цинизма. Когда британский социалист сэр Стеффорд Криппс называет Лигу Наций интернациональным объединением громил, что может быть неучтиво, но не так уж несправедливо, «Таймс» иронически спрашивает: «как объяснить в таком случае присоединение к Лиге Наций Советского Союза?» Ответить не легко. Так московская бюрократия приносит ныне могущественную поддержку социал-патриотизму, которому Октябрьская революция нанесла в свое время сокрушительный удар.

Рой Говард пытался получить и на этот счет объяснение. Как обстоит дело – спросил он Сталина – с планами и намерениями насчет мировой революции! – «Таких намерений у нас никогда не было». – Но ведь… «Это является плодом недоразумения». Говард: «Трагическим недоразумением?» Сталин: «Нет, комическим, или, пожалуй, трагикомическим». Мы цитируем дословно. «Какую опасность могут видеть, – продолжал Сталин, – в идеях советских людей окружающие государства, если эти государства действительно крепко сидят в седле?» Ну, а как быть, – мог бы спросить интервьюер, – если они сидят не крепко? Сталин привел еще один успокоительный аргумент: «Экспорт революции, это чепуха. Каждая страна, если она этого захочет, сама произведет свою революцию, а если не захочет, то революции не будет. Вот например, наша страна, захотела произвести революцию и произвела ее»… Мы цитируем дословно. От теории социализма в отдельной стране совершенно естественен переход к теории революции в отдельной стране. Зачем же в таком случае существует Интернационал? – мог бы спросить интервьюер. Но он, очевидно, знал границы законной любознательности. Успокоительные объяснения Сталина, которые читаются не только капиталистами, но и рабочими, зияют, однако, прорехами. Прежде чем «наша страна» захотела совершить революцию, мы импортировали идеи марксизма из других стран и пользовались чужим революционным опытом. Мы в течение десятилетий имели заграницей свою эмиграцию, которая руководила борьбой в России. Мы получали моральную и материальную помощь от рабочих организаций Европы и Америки. После нашей победы мы организовали в 1919 г. Коммунистический Интернационал. Мы не раз провозглашали обязанность пролетариата победившей страны приходить на помощь угнетенным и восстающим классам, притом не только идеями, но, если возможно, и оружием. Мы не ограничивались одними заявлениями. Мы помогли в свое время военной силой рабочим Финляндии, Латвии, Эстонии, Грузии. Мы сделали попытку помочь восстанию польского пролетариата походом Красной Армии на Варшаву. Мы посылали организаторов и командиров на помощь восставшим китайцам. В 1926 г. мы собирали миллионы рублей в пользу британских стачечников. Теперь все это оказывается недоразумением. Трагическим? Нет, комическим. Недаром же Сталин объявил, что жить в Советском Союзе стало «весело»: даже Коммунистический Интернационал из серьезного персонажа превратился в комический.

Сталин произвел бы на собеседника более убедительное впечатление, если б, вместо клеветы на прошлое, открыто противопоставил политику Термидора политике Октября. «В глазах Ленина – мог бы он сказать – Лига Наций была машиной для подготовки новой империалистской войны. Мы же видим в ней – инструмент мира. Ленин говорил о неизбежности революционных войн. Мы же считаем экспорт революции – чепухой. Ленин клеймил союз пролетариата с империалистской буржуазией, как измену. Мы же изо всех сил толкаем международный пролетариат на этот путь. Ленин бичевал лозунг разоружения при капитализме, как обман трудящихся. Мы же строим на этом лозунге всю политику. Ваше траги-комическое недоразумение, – мог бы закончить Сталин, – состоит в том, что вы принимаете нас за продолжателей большевизма, тогда как мы являемся его могильщиками».

Красная Армия и ее доктрина.

Старого русского солдата, воспитанного в патриархальных условиях деревенского «мира», отличала больше всего слепая стадность. Суворов, генералиссимус Екатерины II и Павла, был неоспоримым мастером армии крепостных рабов. Великая французская революция навсегда ликвидировала военное искусство старой Европы и царской России. Империя, правда, вписала еще после того в свою историю гигантские территориальные захваты, но побед над армиями цивилизованных наций она уже больше не знала. Нужен был ряд внешних поражений и внутренних потрясений, чтоб переплавить в их огне национальный характер. Только на новой социальной и психологической основе могла сложиться Красная Армия. Пассивность, стадность и преклонение пред природой сменились в молодых поколениях духом дерзания и культом техники. Рядом с пробуждением личности открылся быстрый рост культурного уровня. Неграмотных новобранцев становится все меньше; из своих рядов Красная Армия не выпускает никого, кто не умел бы читать и писать. В армии и вокруг нее бурно развиваются все виды спорта. Среди рабочих, служащих, учащихся большую популярность приобрел значок отличия за хорошую стрельбу. Лыжи придают воинским частям в зимние месяцы недоступную ранее подвижность. В области парашютизма, безмоторного планирования и авиации достигнуты выдающиеся успехи. Арктические полеты, как и полеты в стратосферу – в памяти у всех. Эти вершины характеризуют целую горную цепь достижений.

Нет надобности идеализировать организационный или оперативный уровень Красной Армии в годы Гражданской войны. Для молодого командного состава они были, однако, временем великого крещения. Рядовые солдаты царской армии, унтер-офицеры, прапорщики обнаружили таланты организаторов и военачальников и закаляли свою волю в борьбе большого размаха. Этим самородкам приходилось не раз быть битыми, но в конце концов им удалось победить. Лучшие из них затем прилежно учились. Среди нынешних начальников, прошедших сплошь школу гражданской войны, подавляющее большинство окончило академии или специальные курсы усовершенствования. Среди старшего командного состава около половины получили высшее военное образование, остальные – среднее. Военная техника дала им необходимую дисциплину мысли, но не убила дерзания, пробужденного драматическими операциями гражданской войны. Этому поколению сейчас около 40-50 лет, – возраст равновесия физических и душевных сил, когда смелая инициатива опирается на опыт, но еще не подавляется им.