Преданная
Шрифт:
Я заканчиваю, Тарнавский поднимает взгляд от губ к глазам. Происходящее разбивает мне сердце.
Я хотела бы, чтобы это происходило с нами, но иначе.
Чтобы он меня хотя бы немного уважал, а не по-скотски хотел. Чтобы я была единственной нужной ему девушкой, а не одной из череды.
– Я же сказал тебе ее не трогать, – слегка охрипший голос служит горьким доказательством того, что на судью мои чары действуют.
Руки мужчины ползут выше. Сжимаются на талии.
Его лицо становится на пару миллиметров
Приближаюсь к его лицу еще. Рвет на части от смешанных эмоций.
– Я думала, вы будете рады. Покричите, но…
– Я не кричу.
Невпопад улыбаюсь. Да. Вы не кричите. Убьете меня просто, если правду узнаете.
А пока я глажу ваши плечи и смотрю на губы.
Пытаюсь не думать, вы сегодня ими уже кого-то целовали? Лену? Виту? Еще какую-то несчастную? Или мой поцелуй будет первым? Мне этого достаточно?
Большие пальцы Тарнавского приходят в движение – он поглаживает ими ребра. В его руках я чувствую себя хрупкой и беззащитной. Длины пальцев достаточно, чтобы сжать талию полностью. Он ненавязчиво прогибает в пояснице сильнее. Я позволяю.
Дыхание сбивается. Сдаюсь.
Подаюсь вперед. Он мажет губами по моим губам. Ведет носом по подбородку. Я откидываю голову. Под звуки тарабанящего о те самые ребра сердце пытаюсь увидеть – закрыла ящик или нет. Закрыла.
Хух.
Закрываю глаза и чувствую губы на шее.
Облегчение длится не больше пары мгновений, дальше – эмоции накрывают с головой.
Я мечтала бы просто наслаждаться его близостью, а не думать… Обо всем.
Я мечтала бы, чтобы он оказался просто нормальным человеком. И чтобы я им осталась.
Ладони перемещаются выше. Мой судья втягивает кожу на шее. Не сильно, но до дрожи. Отпускает, вырастает, тянется к губам и синхронно с этим сжимает грудь. Дает то, что я не получила однажды ночью в этом же кабинете.
Я дышу через полуоткрытые губы, но разом перестаю, чувствуя, как по нижней проезжается язык. Это всего лишь поцелуй, но меня сносит.
Напряженный кончик скользит между зубами, я чувствую его в своем рту. Как умело оплетает мой язык, как задает темп, как Тарнавский рукой ныряет под футболку, оттягивает лифчик, накрывает голую грудь.
Это слишком…
Цепляюсь за плечо, а второй рукой – обхватываю затылок и давлю. Потому что мне очень… Нравится.
Подвигаюсь ближе. Чувствую легкое покалывание на подбородке и щеках. Чистая выбритость оказалось обманчивой – он все равно колючий.
Язык мужчины, который платит мне деньги за работу, хозяйничает в моем рту. Я пропитываюсь его запахом и упиваюсь смешением нашей слюны. А еще издаю нечленораздельные звуки из-за того, что пальцы сжимают мой сосок и прокручивают. Больно. И остро. До срыва дергает струну,
От жары, нервов, скорости развития событий и безысходности кружится голова. А может быть это из-за его действий.
Как через туман отмечаю, что движения из плавных, осторожных, становятся более настойчивыми. Язык – резче. Мой бюстгальтер съезжает вверх полностью. Оба полушария накрывают руки.
Тарнавский мнет их. Отрывается. Смотрит вниз. Я тоже.
Чувствую себя… На грани, хотя почти ничего не было.
Просто поцелуй. Просто несколько прикосновений.
Но моя грудная клетка раз за разом вздымается.
Футболка высоко закатана. Живот вздрагивает. Мужчина круговыми движениями массажирует ареолы. Сжимает полушария. Сводит их. Смотрит вверх – в глаза. Я пьянею до края.
Привет, Спорттовары.
Тарнавский возвращается лицом к моему лицу. Уже не целует так же, а снова ведет языком по нижней губе, прикусывает ее и оттягивает.
Я обжигаю нас двоих горячим-горячим дыханием.
Повторяю за ним — затягиваю обратно в игру. Тарнавский совершает толчок языком, я обхватываю плотно и посасываю.
Он дергается и отстраняется. Жмет лбом на мой лоб.
– Я тебя сейчас на столе разложу, понимаешь? – Грубый шепот дразнит губы влажным дыханием.
Я вряд ли понимаю, но киваю. Представляю… Потом будет ужасно, но это потом. А сейчас я сгорю заживо без его рук, тела и языка.
За моим согласием следует новый укус – он врезается зубами в мой подбородок. Ведет языком по шее. Прикусывает ключицу.
Я хочу почувствовать губы на груди. Мне кажется, это должно быть неповторимо, но судья, почему-то, жадничает.
Правда и из рук не отпускает. Мнет. Задевает соски. Пощипывает.
Оторвавшись от моей шеи, возвращается к лицу и глубоко целует. Я завожусь все сильнее. Пульсация из всего тела перемещается в одну точку. И бьет. Бьет. Бьет.
Ерзаю, сжимаю своими бедрами его и не сдерживаю стон.
Прошу… Большего.
Но вместо того, чтобы воспользоваться, Тарнавский отрывается. Смотрит в лицо. На губы. В глаза. Хмурится. Я хочу снова с ним целоваться – тянусь навстречу, он подается затылком назад.
Сжимает губы.
Ранит.
Что не так сделала? Я же согласна даже… С учетом всего. Этого мало?
Еще несколько секунд я чувствую на своем теле руки, дальше – стоп.
Вместо горячих ладоней – кое-как натянутая обратно ткань.
Тарнавский опускает руки на столешницу. Я тоже упираюсь в нее за спиной. В теле слабость. Как бы не упасть.
Он смотрит плотно и цепко. А я остаюсь один на один с неутоленным желанием, туманом и стыдом.
– Что? – Этот вопрос стоило оставить глубоко внутри, но я не сдерживаюсь.