Преданья старины глубокой
Шрифт:
Наверное, туда же, куда и все остальные старые боги.
У огромных ворот, выточенных из цельной глыбы зеленоватого льда, приземлилась колесница, запряженная летучим змием. В месте, где когтистые лапы коснулись снега, немедля раздалось шипение, кверху взметнулись облачка пара – за время полета нутряной огонь порядком раскалил крылатое чудище.
С колесницы неторопливо сошел костлявый старик с мертвыми глазами. В его короне появилось новое прибавление – маленький сугроб, уютно поместившийся на лысине, окаймленной железными зубцами. Седая борода оледенела, пергаментные
При виде гостя стража молча склонила головы. Огромные Снеговики – снежные великаны в полторы сажени ростом, с холодными безразличными лицами и пустыми глазами. Никакого оружия при них нет вовсе – их ледяные руки-ветки, оканчивающиеся острыми когтями-сосульками, сами по себе служат лучше всякого оружия. Ворвется такой Снеговик на бранное поле – немало воев проткнет лапищами, прежде чем сумеют его развалить. Стрелы, копья и мечи снежным идолищам не страшны – лишь большая дубина или тяжелый топор способны разбить их в комья.
Не задержали Кащея и холопья Мороза – мароссы-трескуны. О, их здесь хватало! Легкие, невесомые, они носились вокруг подобно клубящимся снежинкам, издавая при каждом шаге легкий треск. Потрескивают не сами мароссы, но промерзлая земля и стволы деревьев, когда эти призрачные духи касаются их ледяными пятками. Дыхание маросса источает стужу – дунув единым хором, они способны поднять настоящую вьюгу.
Кащей не смотрел по сторонам – его мало интересовали белоснежные красоты Холгола. Размеренным шагом он прошел все подворье насквозь – к большим обледенелым дверям, закрывающим вход во внутренние помещения.
Полдюжины мароссов старательно дули на лед, наращивая все новые слои. Другие полдюжины с кирками и лопатами его обкалывали и обтесывали, придавая стройные приглядные формы. Под руками сих искусников постепенно обретали вид прекрасные статуи, выточенные как будто из лучшего горного хрусталя.
Мастерами руководил низенький белобородый старичок в долгополом кожухе – Зюзя, неизменный ключарь деда Мороза. Коротенькими пухлыми пальцами он указывал на недостатки и несоответствия, незлобиво журил, когда кто-нибудь из мароссов намораживал слишком большой ком или откалывал больше требуемого.
– Поздорову тебе, Кащей-батюшка, – чуть поклонился он, заприметив скелетоподобную фигуру. Особой приветливости в его голосе не слышалось, но и враждебности тоже. – К хозяину по делу, аль так, летел мимо, да заскочить надумал?
– По делу, – чуть шевельнул иссохшими губами Кащей. – Где сам Студенец?
– Отлучился хозяин – на объезд поехал, берега посмотреть, – ответил словоохотливый Зюзя. – Неудачно совпало – разминулись вы с ним.
В мертвых глазах Кащея ничего не отразилось. Хотя он мог бы сказать, что ни о каком совпадении здесь нет и речи – колесница бессмертного царя почти три дня кружила в поднебесье, дожидаясь момента, пока дед Мороз соизволит покинуть свой ледяной терем. Летучий змий страшно закоченел, отогреваясь только собственным нутряным огнем.
– Подожди немного – хозяин сулил на закате
– Хорошо, я подожду, – прошел мимо Зюзи Кащей.
Но оказавшись внутри, он сразу двинулся на третий поверх – в верхнюю часть женской половины терема. И дальше, дальше, дальше – к самой просторной светлице…
Белолицая красавица Снежана печально напевала колыбельную, покачивая ледяную зыбку. В ней весело агукала новорожденная девочка, нимало не смущенная тем, что вокруг только лед и нестерпимый холод.
Как-никак, она приходилась внучкой деду Морозу и богине Зиме.
Хозяйке тихонько подпевали снежные девы-чернавки – Зимница и Ледяница. Они сидели рядышком за ледяными кроснами, творя дивную серебристо-белую ткань-продольницу. Через некоторое время ей суждено превратиться в чудесный сарафан для молодой матери.
На женской половине ледяного терема уже много дней царило траурное настроение. Старый Мороз запретил дочери покидать светлицу – очень уж разгневался, когда та против отцовской воли сошлась с озорником Ярилой. Предупреждал же дуреху – не станет этот весельчак жениться на снежной деве, погуляет некоторое время, поморочит голову, да и бросит.
Еще, чего доброго, в тягости оставит…
Точно так все и вышло – стоило обнаружиться, что Снежана носит под сердцем ребенка, как Ярило-ветреник тотчас же испарился бесследно. Не видели его с тех пор на Холголе. Да и в других местах больше не видели – изо всех старых богов Руси Ярило ушел чуть ли не последним, но все же ушел. Разыскивал его дед Мороз, хотел поквитаться с обманщиком, да так и не разыскал.
Видно, так и суждено его внучке расти без отца.
– Ты спи, мое дитя, до заката месяца, до заката месяца, до восхода солнышка… – устало качала зыбку Снежана, полуприкрыв заплаканные глаза. Перед ними, точно живой, стоял насмешливый красавец Ярило – улыбался, подмигивал…
Зимница с Ледяницей сочувственно смотрели на хозяйку, исполняя привычные движения, разукрашивая выходящую ткань искусными узорами. Жаль, красок недоставало – только белая с синей, большего от ледяных нитей не получишь. Вот о прошлом годе достал где-то дедушка Мороз глыбу самого настоящего красного льда – так сшили ему роскошный багряный кожух, для праздников. А в обычные дни синее с белым носит, как и снежные девы.
Ледяная дверь отворилась. Все три девицы невольно вздрогнули – в светлицу вошел костлявый старик в железной короне. Конечно, его сразу же узнали – с чем можно перепутать эту тонкую бороду, эту пергаментную кожу, испещренную струпьями, эти холодные змеиные глаза?
Дед Мороз – владыка снегов и буранов, однако ж глаза у него живые, теплые. А вот Кащей Бессмертный точно две ледышки себе вставил замест очей.
– Доброго тебе вечера, дедушка Кащей, – оправившись от первого испуга, сказала Снежана. – Ты к батюшке?.. А он отлучился – но скоро уже должен воротиться…
– К батюшке. Но не только, – подошел к зыбке Кащей. – Мы давно не виделись, ледяная царевна. Так это, значит, и есть внучка деда Мороза?
– Его внучка… моя дочерь… – опустила печальные глаза Снежана.