Преданья старины глубокой
Шрифт:
Василиса проводила старика в короне глазами взбешенной рыси. Из полуоткрытых губ явственно доносилось тихое шипение. Кулаки крепко сжались – ногти, накрашенные розовым лаком, впились в ладони, едва не прокалывая их насквозь.
– Охо-хо, сестрица, да неужто думаешь, ты первая? – тихо окликнула ее сзади Зоя. – Да тут, почитай, каждая, как появляется, так попервоначалу думает, что будет Кащеем вертеть, будто флюгером. Что старый и страшный, так на это тьфу, я и сама, помнится, когда-то одному деду песни пела, что влюблена
– Замолкни, дура, – прошипела Василиса. – Я не какая-то царьградская куртизанка!
– Ну да. Ты у нас ратичская боярышня, конечно… – обиженно фыркнула Зоя.
– Я – Василиса Премудрая! – сквозь зубы процедила княгиня. – И я всегда добиваюсь того, чего хочу! Запомни! Всегда!
– Нет уж, сестрица, на сей раз не обломится тебе…
– А вот посмотрим! Скажи-ка, Кащей правду сказал? Если мне что понадобится… достаточно попросить?
– Да, конечно. Вон, любой служанке скажи – все доставят… Хоть каменьев самоцветных, хоть фруктов заморских, хоть шелков персидских… Кащей нас в роскоши содержит.
– В роскоши, говоришь… Ну что ж, посмотрим тогда… Добудь-ка мне блюдо подносное, каравайницу, ночву берестяную, сито лубяное, опару, воды теплой, закваски, муки белой, масла коровьего, яиц голубиных, сок ягодный, меда туес, вина красного, гвоздику, имбирь, корку померанцевую, малину сухую, да еще двух белых голубей. Обязательно белых!
Зоя с недоумением выслушала этот перечень, но не сдвинулась с места.
– Ну?! Ступай! – топнула ногой Василиса.
– Девочка моя, я пока еще не твоя чернавка, по поручениям твоим бегать не намерена, – подпустила холодка в голос Зоя. – Это во-первых. А во-вторых – почему бы тебе просто не пойти на нашу поварню, да самой не прихватить, что потребно? Или ноги уже не ходят? Что, притомилась вокруг Кащея задом вертеть?
– А, так тут есть поварня?.. – смутилась Василиса.
– Конечно. Думаешь, нас той же дрянью потчуют, что слуг да воев кащеевых?
Поварня в серале действительно отыскалась. Правда, не очень крупная – кащеевы жены по большей части не отличались аппетитом.
Молодая княгиня сразу развила бурную деятельность. Что-что, а по хозяйству она управляться умела – походи-ка десять лет у бабы-яги в служанках, так не такому научишься! Старая ведьма своим чернавкам присесть не давала – с темна и до темна на ногах, по горло в работе!
Печь была мгновенно истоплена, тесто замешено, все необходимые добавки заняли свои места, и Василиса медленно и осторожно приступила к самой сложной части действа. Здесь приходилось соблюдать величайшую осторожностью – ошибись чуть-чуть, и весь труд насмарку.
– А что это будет?.. – заглядывала ей через плечо Зоя.
– Пряник.
– Просто пряник?
– Да. Просто пряник, – закусила губу Василиса, разрезая голубиную тушку.
Она извлекла два птичьих сердца
В серале Кащея нет окон. Кажется, будто этот роскошный сад находится под открытым небом, но на деле над ним все же нависает каменный свод. Впрочем, совершенно незаметный – Кащей навел здесь очень сложные чары. Когда снаружи наступает утро – и в серале тоже наступает утро. Когда же снаружи наступает ночь… и в серале тоже наступает ночь.
И вот сейчас она как раз наступила. Василиса выглянула в сад, пошевелила губами, что-то подсчитывая, а потом вернулась обратно, последний раз посыпала тесто разными пряностями и смазала слоем меда.
Печь, разогретая за день выпеканием хлеба, все еще распространяла удушливый жар. Василиса приблизилась вплотную и некоторое время стояла неподвижно. Взопрев так, что на лбу выступил пот, она отерла его чистой тряпицей, провела ей же под мышками и выжала на пряник.
Зоя поморщилась – она-то уж начала было облизываться. Пряник выглядел довольно аппетитно… минуту назад. Василиса насмешливо улыбнулась и зашептала на свое печево, поводя глазами и хищно расширяя ноздри:
На море
на Окиане,
на острове на Буяне,
стояло древо;
на том древе
сидело
семьдесят,
как одна птица;
эти птицы щипали вети,
эти вети бросали на землю,
эти вети подбирали бесы
и приносили к Сатане Сатановичу.
Уж ты худ бес!
Кланяюсь я тебе и поклоняюсь, —
сослужи мне службу и сделай дружбу;
зажги сердце Кащея по мне Василисе
и зажги все печенья и легкое,
и все суставы по мне Василисе,
буди мое слово крепко,
крепче трех булатов во веки!
Дочитав присуху, Василиса поставила каравайницу в печь.
– Пусть постоит до утра, – устало сказала она. – А утром… утром надо как-то заставить Кащея это съесть…
– Это как же ты его заставишь?
– Ну… попотчую, когда в следующий раз придет.
– Так он, может, еще месяц не придет! Думаешь, он сюда каждый день является? У-у-у!..
– М-м-м… – сердито причмокнула Василиса. – А сам-то он где же столуется?.. и чем угощаться любит?..
– Да мне-то почем знать? Может, и вовсе ничего не ест – видела ж, какой он тощий?
– Надо узнать доподлинно, – решительно заявила княгиня.
– Это как же?
– А вот сама схожу, да и гляну…
– Дивии тебя не пропустят.
– А я их и спрашивать не стану, – улыбнулась Василиса.
Она порылась в потайном кармане сорочицы, и извлекла на свет божий округлую шапочку. Крохотную, сшитую из лучшего персидского шелка, почти прозрачную. Спереди торчала пуговичка, искусно выточенная из кости.