Преданья старины глубокой
Шрифт:
Злобный Пущевик, глава леших Кащеева Царства, напоминает сразу колючий куст и старую замшелую корягу. Косматые зеленые волосы развеваются на ветру, бешеные очи сверкают во мраке, будто искры костра. В его владениях вечная тьма, прохлада и сырость – даже в самую жару. Пущевик буквально источает холодный липкий ужас – кто-кто, а уж он-то будет стоять за Кащея до последнего.
Помимо обычных леших, собравшихся со всех концов Руси, на поляне присутствуют и младшие лесные духи. Грибник, Деревяник, Колток, Корневик, Кущаник, Листовик, Орешич, Стебловик, Травяник,
Совсем другое дело – те, что ходят под Пущевиком. Манила, Водила и Блуд – духи, заставляющие людей плутать. Аука – проказливый лесной божок, подзывающий путников ложными криками. Туросик – дух в виде оленя с золотыми рогами, заманивающий охотников в болото. Стукач – дух, также заманивающий в болото, но уже подражающий топору дровосека. Боровик – дух бора, в обличье громадного бесхвостого медведя убивающий людей. Боли-бошка – дух ягод, насылающий головную боль, а то и заводящий в болото.
А сколько их еще таких же!..
Но хуже всех – лютый Карачун, сводный брат Мороза-Студенца. Лешим он родня по матери – согрешил однажды древний демон зимы с лешачихой, вот и родилось на свет невесть что – чудище жуткое, несуразное, зимний леший-буранник.
От остальных леших Карачун держится наособицу и никому не подчиняется, кроме самого Кащея. Да и тому – с неохоткой, через силу. Он и на зиму в спячку не ложится, как обычные лешаки. И то сказать – Карачун ведь демон зимней стужи, о какой спячке тут речь? Он морозами повелевает, буранами, метелями. Его день – двадцать пятого студня, самый холодный в году.
Оборотень – тоже не совсем человек. Но лешие от людей стоят гораздо дальше. Яромир не понимал ни слова из этой скрипучей, шумящей речи. Причудливые фигуры обменивались звуками, похожими на шум ветра в древесных кронах, на скрип сучьев, шелест сухих листьев, хлюпанье мха под ногами.
И все же общий смысл Яромир улавливал. Лешие принимали нелегкое решение. Раздумывали, идти ли им под Кащея, став подневольными прихвостнями подобно Пущевику, или сохранить независимость, но в отдаленном будущем – тихо и незаметно угаснуть, уступив свои леса роду человеческому.
То, что рано или поздно это произойдет, ни у кого сомнений не вызывало.
Сразу наметились две стороны. Лесовик и Пущевик придерживались противоположных мнений – первый не желал вреда людям, второй люто их ненавидел. Над поляной стоял бешеный скрип и шум – лешие не на шутку разгорячились. Ливень, хлещущий им на головы, только поддавал жару – напившись дождевой водички, лесные духи пьянеют, будто от вина, начинают буйствовать, ищут, с кем бы схватиться.
Дело близилось к большой драке.
Близилось, но все же не дошло. Мусаил, древний леший тиборских ельников, пока что удерживал
Кстати, как раз от Полисуна Яромир старался держаться подальше. Этого лешего еще называют Волчьим Пастырем, и ему подчинены все волки русских лесов. Конечно, оборотень – не совсем волк… но лучше все же не рисковать шкурой понапрасну. Кто знает, что сделают лешие с непрошеным подглядчиком? Даже заступничество Мусаила может не помочь.
Этой ночью лесной народ так ни до чего и не договорился. Только переругались все вдрызг. В отличие от водяных с русалками, лешие не живут стаями, стараются держаться друг от друга как можно дальше, без большой нужды вместе не собираются. А уж коли подопрет необходимость собраться – непременно жди большой ссоры, а то и драки. Недружный это народ, угрюмый, необщительный. И на войне от леших проку мало – у них каждый сам за себя, ни о какой взаимовыручке знать не знают, ведать не ведают. Строем не встанут, единому воеводе не подчинятся – скорей уж удавятся.
В конце концов эти ожившие коряги условились назавтра вновь встретиться на том же месте и разбрелись по окрестным дуплам, норам и берлогам – передохнуть малость. А Мусаил отвел Яромира обратно – так же незаметно, как и привел.
– Ох, гостенечки эти, как же они мне надоели… – ворчал старый леший. – Уж четвертый день у меня тут столпотворение… Ты, это, надолго тут не задерживайся. Пущевик тебя разыскивать будет. Сейчас-то он отдыхает, притомился, да и берлогу я ему выделил далеко отсюда… Но к обеду чтоб духу твоего в лесу моем не было! Дуй себе в Тиборск или куда вы там двигались… Понял меня?
– Чего ж непонятного? – лениво пожал плечами оборотень.
– Смотри. Если следующей ночью увижу – не пощажу.
Яромир только рыкнул что-то сквозь сжатые зубы, и двинулся к лесной избушке. Дождь перестал, утих и ветер. За деревьями уже играли первые зарницы – ночь благополучно закончилась, наступило утро.
А из избушки доносились голоса. Ну, точнее, только один голос, но удивительно многозвучный:
Вы сыграйте нам такого,
Чтобы ноги дрыгали,
Чтобы всяки соплиносы
Перед нам не прыгали!
Нам хотели запретить
По этой улице ходить!
Наши запретители
По морде не хотите ли?!
Скобари вы, скобари,
Чего вы скобаритися!
Давно побить меня хотели –
Да начать боитеся!
У кинжала ручка ала,
Ручка вьется как змея –
Заведу большую драку –
Выручай, кинжал, меня!
Яромир распахнул дверь и отшатнулся. В нос ему шибануло могучим хмельным духом. На полу плескалась брага, и по скользким доскам туда-сюда скользил «корабль» – корыто с восседающим в нем Иваном. Кочергу он использовал вместо весла.