Преданья старины глубокой
Шрифт:
– Ну, господине Горыныч, разевай рот!
Правая голова улеглась подбородком на землю и раскрыла пасть во всю ширь. Василиса трижды перекрестилась, сплюнула через левое плечо, наклонилась пониже и осторожно перешагнула через частокол зубов. Сделать это оказалось непросто – клыки чудища доставали ей аж до колен.
Да и передвигаться в змеиной пасти было тоже непросто – «пол» мокрый, скользкий, под ногами подрагивает раздвоенный язык толщиной с человечье тулово, сверху слюна капает – едкая, горячая. Если бы Василиса не додумалась прикрыться дерюгой, ее прекрасные волосы изрядно
– А боа э буэ?! – жалобно спросила правая голова.
– Не будет, маленький, – ласково ответила Василиса, как бы невзначай прищемляя шевелящийся язык каблучком. – Ну разве что самую чуточку…
– Ум-м-м!!! – вздрогнула правая голова.
– Не дергайся! – приказала княгиня, поднимая лампаду как можно выше.
Зубов у Змея Горыныча оказалось превеликое множество. И росли они совсем не так, как у людей. Все острые, точно пики скальные, нижняя челюсть чуточку отстает от верхней, пятые клыки (а в нижней челюсти – четвертые) крупнее остальных, видны даже при закрытом рте.
– Где болит? – спросила Василиса, отчаявшись отыскать искомое самой.
– Хпраа, в гаэ кокэ! – промычала правая голова.
Чтобы добраться туда, где у людей расположены зубы мудрости, Василисе пришлось усесться на корточки. Хоть и огромная пасть у Горыныча, а все ж не настолько, чтобы прогулки по ней устраивать. Один человек еще помещается, а вот второй уже не влезет.
В первый момент она брезгливо отшатнулась – в искомом месте смердело так, что вонь проникла даже сквозь повязку на лице. Но зато самозваная лекарка наконец нашла то, что искала – кусочек материи, торчащий меж клыками. Замусоленный, утративший краски, но, несомненно, когда-то бывший частью дорогого платья.
Первым делом княгиня густо смазала десны беленным маслом. Оно боль убивает, чувствительность понижает. Попробуй-ка обойдись без него – Горыныч от боли так зубищами клацнет, что спаси Господи!.. У нее уже было так однажды – когда баба-яга учила зубы лечить, так Василиса на волках да медведях науку проходила. Один серый ее и куснул нечаянно – до сих пор еще рубец разглядеть можно.
Справиться с этой тряпицей оказалось куда как непросто. Пришлось сначала поработать руками, вытаскивать по чуть-чуть, медленно и кропотливо. И только когда наружу вышел достаточный кусок, пришло время клещей. Василиса ухватила проклятую тряпку покрепче и потянула что есть мочи.
– Ога эщо?! – беспокойно спросила правая голова.
– Уже скоро! – сквозь зубы ответила Василиса. – Терпи!
Наконец тряпка вылезла из щели целиком. Это действительно оказалось платье… точнее, что-то, когда-то им бывшее. Едкая драконья слюна превратила дорогую материю в расползающуюся ветошь – если бы злополучная одежка не схоронилась в щели меж клыков, то давно бы уж разошлась на отдельные ниточки. Василиса брезгливо подхватила эту мерзость клещами и вышвырнула ее наружу.
– Рот не закрывай, – процедила она, привязывая крапиву к клыкам.
Василиса аккуратно расправила листья, чтобы они глядели книзу, выжала несколько капель на распухшую десну, и забормотала:
Матушка крапивушка, святое деревцо!
Есть у меня раб Божий Горыныч,
есть
а ты оных выведи;
а ежели не выведешь, то я тебя высушу;
а ежели выведешь, то я тебя в третий день отпущу.
Проговоривши, она еще раз расправила листья, чтобы полностью убедиться, что они смотрят туда, куда нужно, устало выдохнула и просто-таки вывалилась наружу, упав без сил. Через миг она почувствовала в спине нестерпимый жар – Горыныч осторожно тыкал ее носом.
– Благодарствую, Василиса Патрикеевна, – пробасила правая голова, когда бедная лекарка кое-как поднялась на ноги. – О-о-о, легко-то как сразу стало…
– На здоровье, господине Горыныч… – уселась ему на хвост Василиса.
Ее пошатывало и мутило – надышалась все же вони. В драконьей пасти не розовыми лепестками пахнет…
Но слегка отдышавшись и придя в полное сознание, прекрасная княгиня вновь стала самой собой. Выразилось это в том, что она вытянула ноги вперед, приподняла пятки, держа носки кверху, и положила руки на колени. Несколько раз Василиса нажимала ладонями на напряженные ноги, стараясь опустить их к земле, все больше увеличивая нажим.
Известно, движения ради самих движений – смешная глупость. Но в этом и других упражнениях польза есть, и вполне определенная. Старая баба-яга обучила им юную княгиню, наказав проделывать их во всякое свободное время, дабы придать телу еще большую привлекательность. Так, то, что она проделывала сейчас, помогает сообщить талии гибкость и изящество, подобные ивовому стволу.
Лишь повторяй неустанно – и все будет.
Спустя час они с захмелевшим Горынычем уже весело болтали о всевозможных пустяках. При более близком знакомстве трехглавый ящер оказался очень душевным созданием, любящим выпить, покушать и посплетничать. В последнем у него имелось немалое преимущество, способное вызвать зависть у всех базарных торговок Тиборска – он запросто мог сплетничать с самим собой.
– Скажи-ка, господине Горыныч, а правду ли бают, что вы, змеи, девиц красных похищаете? – кокетливо похлопала ресницами Василиса, опершись локотком на ороговевший хвостовой шип.
– Ну, бывает, конечно, – степенно ответила средняя голова. – Жрать-то хочется… Хотя если по чести – нам что девица, что парень…
– На вкус вы все одинаковы, – усмехнулась левая.
– Хотя девицы все же помягче, понежнее… – задумчиво добавила правая.
– Да нет! – отмахнулась Василиса. – Я не о том! Для еды – понятно, а для… иного вы девиц похищаете ли?
– Для чего иного? – совершенно по-человечески поскреб один из лбов Горыныч. – Для выкупа, что ли? Бывает и так. Если какой Великий Змей шибко ленив, так он княжескую дочку похитит, а взамен коровье стадо требует… или два… а то золота сундук – некоторые наши его любят…
– Да не для выкупа! – совсем рассердилась Василиса. – Для утех любовных! Мне в малолетстве нянька сколько раз баяла – похитил лютый змей красавицу-боярышню, да женой своей сделал…
Она не договорила – стушевалась под недоверчивым взглядом собеседника. Трехглавый ящер долго смотрел на княгиню всеми шестью глазами, а потом дико расхохотался.