Преданья старины глубокой
Шрифт:
– Не мы!
– Врешь ведь… А малину не вы ли всю сожрали?! Да еще кусты поломали так, будто Индрик-зверь прошелся!
– Э-э-э… малину?.. – почему-то смутился княжич. – Малину… ну, малину…
– Ага, ага!.. – удовлетворенно погладил усы старик. – То-то смотрю – рожа твоя мне знакома, кудрявый! А ты чего лыбисси, бритоус?
В воздухе захлопали мягкие крылья – на плечо старику уселся матерый филин. Тот самый, что лупал глазищами там, за стеной. В клюве он держал крохотную мышку.
– Заполевал, охотник?.. – ласково погладил серые перья старик. – Вот молодец, вот умница…
– Дедусь,
– А ты как думал, кудрявый? Это ж он мне об вас и доложил – так мол и так, два татя через стену карабкаются… А я ведь еще поленился сначала с полатей подыматься – ну, думаю, не убудет от сада, коли пацанва пару яблочек скушает… Ан вы еще и нечисть какую-то с собой притащили!.. а какую, кстати?.. Уж не упыри ли вы, часом?.. – нахмурился старик, поднимая посох.
– Не упыри, – наконец открыл рот Яромир. – Поздорову тебе, Всегнев. Не узнаешь?
Старик удивленно уставился на него. Долго-долго смотрел, поглаживая ус и что-то вспоминая, а потом медленно сказал:
– Узнаю, как не узнать… Хоть и семьдесят лет прошло, а ведь доселева помню, как один наглый волчонок у меня из стада ягненка спер… А потом из леса всю ночь жареным мясом пахло… да аппетитно так…
– Есть очень хотелось, – равнодушно пожал плечами Яромир.
– Ему есть хотелось, а мне потом всыпали так, что сидеть не мог, – проворчал старик. – Ты, дурья башка, меня ж за всякую овцу метелили!
– Меня тоже… – вздохнул Иван. – За всякую овцу… То братья ейные, то батька, то боярин Фома… Слышьте, а вы чего ж – знакомы?
– В некоторой степени, – усмехнулся Яромир. – И ты знакомься – это Всегнев Радонежич, по прозванию Филин. Волхв-облакопрогонник. И колодезник еще.
– Даждьбога волхв! Самый старший! – важно поднял перст старый Всегнев. – А ты откуда ж мое назвище знаешь, тать?
– От брата.
– О как?.. И кто ж у нас брат?
– Финист Ясный Сокол. Слыхал?
– Иди ты! – поразился волхв. – Так ты тоже Волхович?! А чего ж дурака валял, башка дубовая?! Чего сразу не сказал?! А коли б я вас, обалдуев, молоньей шандарахнул?!
Яромир только криво усмехнулся. Всегнев Радонежич насупился, фыркнул и махнул рукой:
– Ладно, ступайте в терем. Угощу, чем Корс [43] послал, да решу обстоятельно – что с вами, татями, делать…
Сегодня Корс послал старому волхву мясные щи, густую похлебку из репы, вяленицу из пареной моркови, печеный лук с давленой редькой в квасу, резаные огурцы, политые сметаной, солено-квашеную капусту и новоиспеченный хлеб из ржаной муки. Все свеженькое, дымящееся, словно только сейчас с огня.
43
Корс – покровитель питья и еды, славянский бог пиров.
– Наконец-то поснедаем! – облизнулся Иван.
– Снедать годи, сперва Даждьбога восславим! – сурово нахмурил брови волхв. – Слава Даждьбогу Солнцу Трисветлому, вышнему деду нашему, блага дарящему от зари до зари, восходящему а заходящему, явному а навному оку божскому, стезею правой грядущему от коло до коло!
Уплетая харч за обе щеки, Иван не переставал коситься по сторонам, открыв рот от удивления. Трехповерховый терем Всегнева Радонежича словно явился из далекого прошлого – из диких времен, когда на Руси еще били поклоны деревянным идолищам и почитали солнце на небе за божество. Утварь кругом старинная, непривычная, на стенах росписи диковинные, особенно много все того же солнца – чуть не на каждой доске улыбающийся круг с лучами.
– А это у тебя, молодец, не меч ли кладенец? – пристально уставился на рукоять Самосека Всегнев.
– Ага… – ухмыльнулся Иван. – Самолично добыл!
– Кхм!.. – кашлянул в кулак Яромир.
– Чего? – повернулся к нему княжич.
– Да так, ничего… А что, Филин, давно ли с братом моим остатний раз виделся?..
– Было дело, залетал ко мне Финист на днях, – задумчиво поведал седой волхв, кроша в щи ржаную горбушку. – Сказывал о Кащее… Говорят, в Тиборске войска собирают?
– Есть такое дело, – спокойно кивнул Яромир.
– Ишь, не сидится этому скелету засохшему… – сердито проворчал Всегнев. – И чего он суматошничает попусту? Жил бы себе да жил в своих чертогах – на злате ведь ест, на злате пьет… Так нет – вечно удумает чего-то… Меня, между прочим, братец твой и самого пытался сманить – ступай, мол, дед Филин, ко двору князя Глеба, тебя там все так заждались, аж из портков выпрыгивают…
– А ты, значит, не пойдешь?
– А чего я там не видел? – удивился волхв. – Я что – умом чебурахнулся? Кащей-Ядун – это… у-у-у… ну, сам знаешь небось…
– Ага, точно!.. – важно закивал княжич, разводя руками и безуспешно пытаясь сделать умное лицо. – Во-о-о-от… ага… Ишь!.. Ого!.. А скажи, дедко Филин, он, Кащей, вообще – кто? Нежить, что ли, какая?..
– Нежить… – задумался старик. – Да нет, пожалуй, не нежить… Скорей уж «несмерть»… Он, Кащей-то, не то чтобы живой… но и мертвым не обзовешь. Ни то, ни се, серединка на половинку – жить не живет и помирать не помирает. Есть у меня одна мыслишка на этот счет… но это так, думка пустая… А вот что я доподлинно знаю, так это то, что ратоборствовать с ним – гиблое дело. Противников ему в целом свете не сыщешь. Бессмертный он!
– А как же яйцо?! – подался вперед Иван.
– Какое еще яйцо? – не понял Всегнев.
– Яйцо со смертью кащеевой! – всплеснул руками княжич. – Вы что – не слышали?! Яйцо, а в нем иголка волшебная – переломишь ее, тут-то Кащею и упокой поют!
Волхв с оборотнем переглянулись. Яромир почесал подбородок, зачерпнул еще капустки, неторопливо прожевал и медленно сказал:
– Понимаешь, Иван, какое тут дело… Слышать-то мы слышали. Эту бухтину [44] на Руси разве только глухой не слышал. Как там было?.. Дуб, сундук, в сундуке медведь, в медведе заяц… не помню, что там еще.
44
Бухтина – народный анекдот, сюжетная шутка, изначально лишенная здравого смысла.