Предатель крови
Шрифт:
– Не расслабляйтесь, - сказал нам Том, когда мы расположились в купе.
– Луна уезжает, но вы-то остаетесь, и скучать вам не придется!
– Мы и не сомневались, - ответил я за всех.
Кажется, нам предстояло очень опасное лето...
Глава 25. Воплощение
Что я могу сказать об этих летних каникулах? В сущности, ничего особенного. Миссис Лонгботтом снова пригласила наших родителей на чай, и те нанесли визит,
"Что ж вы-то не поможете?" - мог бы я спросить, но промолчал.
Так или иначе, этот тягостный визит закончился благополучно, мы распрощались и выдохнули с облегчением. А потом нас ждал сюрприз: миссис Лонгботтом в награду за успешную учебу повезла всех троих на море. Не в Ниццу, конечно, и не на Лазурный берег, и даже не в Брайтон, а всего лишь в Блэкпул, но и то показалось нам с Джинни настоящей сказкой! Говорю же, мы никогда не видели моря! И хоть оно тут даже в июле было прохладным, мы не вылезали из воды, пока не приобретали синеватый оттенок, а потом отогревались на пляже... Самое замечательное - тут не было маггловского порта, больших толп туристов, а цены радовали умеренностью. Одним словом, две недели пролетели, как не бывало, и я был уверен, что первая поездка на море запомнится мне навсегда.
– Жалко, что ты этого не видел, - сказала Джинни Тому, когда мы уже вернулись в дом миссис Лонгботтом.
– Почему, видел, - усмехнулся он.
– В ваших воспоминаниях.
– Обещал же не соваться к нам в головы без спросу, - напомнил я.
– Если я не буду этого делать, вы еще, чего доброго, влипнете в неприятности, - ответил Том.
– Лучше уж проконтролировать... И нет, в ваши фантазии я не лезу, так что не красней, Джиневра. У тебя и так на лице всё написано.
– Что это у меня там написано?
– нахмурилась сестренка.
– Всё, - повторил Риддл и гадко улыбнулся.
– Хватит болтать! За работу, а то вы совершенно разленились, и это всего за две недели! Представляю, что с вами стало бы за два месяца без моего присмотра...
– Деградировали бы, не иначе, - буркнул я.
– До состояния магглов.
– Если бы! Скорее уж, домовиков... хотя нет, - сам себя перебил Риддл.
– Домовики прекрасно владеют магией, пусть и специфической, а у вас в одно ухо влетает, а из другого вылетает! Правда вам, что ли, беруши купить?
– Опять!
– взвыл я, поняв, что он прочитал мое воспоминание о разговоре с Луной.
– Том, ну хватит уже, а? Если ты в реальном мире начнешь читать всех направо и налево, а потом выдавать их маленькие тайны, тебе тёмную устроят, будь ты хоть круче Гриндевальда!
– В реальности это будет не так просто делать, а инстинкт самосохранения у меня на высоте, - парировал Том.
– Да неужто?
– хмыкнула Джинни.
– То-то тебя к василиску понесло...
– Я же не просто так к нему полез, я принял меры безопасности, - фыркнул он, - и не заговаривай мне зубы! Не хочешь заниматься, так и скажи.
Потом он помолчал и добавил:
– Скоро конец июля, если не ошибаюсь. Скоро вернется Луна, и тогда...
Джинни невольно поежилась. Мне тоже стало не по себе, а судя по лицу Невилла, тот и вовсе перепугался. Одно дело -- думать, мол, когда-нибудь мы все-таки попытаемся вытащить Тома из дневника, а совсем другое -- знать, что скоро придется заняться этим вплотную.
– Не переживай заранее, Рональд, - сказал мне Риддл.
– В худшем случае, у вас просто ничего не получится.
– Это, несомненно, утешает, - ответил я, хотя у меня немного отлегло от сердца. Он ведь мог сказать "вы все умрете".
Тем же вечером Джинни притащилась посреди ночи ко мне в спальню (да-да, я уже считал розовую гостевую своей, к хорошему быстро привыкаешь), плюхнулась рядом и трагически засопела.
– Отстань, - сказал я.
– Я все знаю. Ты переживаешь за Тома, боишься не справиться и так далее. Но ты же слышала, что он сказал? Не выйдет теперь, придется обождать...
– Слышала, - мрачно ответила она, - только он соврал. Вернее, не договорил. В худшем случае действительно ничего не выйдет, только и мы пострадаем. А как сильно, неизвестно.
– Это он тебе сказал?
– Я машинально нащупал тетрадку под подушкой. На месте...
– Нет, но это и так было ясно. Он, когда врет, не смотрит в глаза, я давно заметила.
– Он ведь так смотрел, только когда пытался нас легилименции обучить!
– Вот именно, - хмыкнула Джинни.
– Может, конечно, у него просто привычка такая... Он вроде бы и в лицо тебе глядит, но чтобы прямо глаза в глаза -- почти никогда, я нарочно пыталась его взгляд поймать, не вышло.
– Ну, мы давно знаем, что врать он горазд, - вздохнул я, - но деваться нам теперь некуда. Если только закинуть этот дневник куда подальше и забыть о нем, как о страшном сне!
– Нет уж, - сказала сестра.
– Мы обещали. Даже если не выкидывать тетрадку, а спрятать, я, например, все время буду думать, что Том все еще там, в этом зале, сидит на подоконнике и смотрит за окно. И деться ему оттуда некуда...
– Не дави на жалость, - поморщился я.
– Мы обещали, стало быть, сделаем, что сможем. Иди спать, а?
Джинни обиженно фыркнула и ушла к себе, а я долго еще лежал без сна и думал о том, как же все это будет происходить. Так ничего и не надумал, а пытаться расколоть Тома не стал -- он был слишком уж крепким орешком, точно не по моим зубам!
Утро встретило нас несколькими новостями сразу. Их озвучила миссис Лонгботтом, читавшая после завтрака почту и свежие газеты.
– Пишут, что Дамблдор восстановлен в должности директора, - сообщила она.
– Малфой, наверно, трость сгрыз от злости, - не удержался я. Все же знали, кто инициировал отстранение директора!
– Зря ты недооцениваешь Люциуса, - прекрасно поняла меня миссис Лонгботтом.
– Он малоприятный человек, но одного у него не отнять -- он прекрасно чувствует, когда нужно остановиться или вовсе сдать назад. Кое-кто намекал мне, что многие попечители действовали под давлением, а когда это вскрылось, Малфой живо пошел на попятный. Правда, так и не выяснено, кто же нападал на учеников, но больше происшествий не было, так что...
– тут она явно процитировала кого-то: - "Можно считать, что директор устранил угрозу, но из врожденной скромности и благородства предпочел сохранить свои деяния в глубокой тайне. Мистер Малфой также действовал из лучших побуждений, стараясь оградить жизнь и здоровье учащихся от неведомой опасности". Ну что вы смеетесь, дети?