Предатель. После развода
Шрифт:
— Я поверю в то, что твой старшенький переворачивает стол, а Афинка швыряется во все стороны фрикадельками с криками: где, мама?! Где мама?! Ты не мама! — мама в голос хохочет и замирает, когда из торгового зала доносится трель ее смартфона. — Может, сейчас заткнется.
Но кто-то очень настойчиво звонит и звонит. Мама вздыхает, поднимается на ноги и торопливо выходит:
— Выключу и вернусь. Блин, я его искала, а опять, видимо, оставила на стойке.
Подпираю лицо кулаком и в печальном ожидании рассматриваю
— Слушай, Фиса, — мама возвращается и суетливо прячет смартфон в карман брюк, — мне надо бежать.
— Что-то случилось? — поднимаю тревожный взгляд.
— Ты знаешь, бывший зять у меня наглый козел, — недовольно цыкает, — позвонил и сказал, что везет к нам внуков. Вот так. Без предупреждения. Самый настоящий козел.
Глава 56. Этого мало!
— Папа сейчас пойдет к маме мириться, — шепчет Афинка на ухо бабушке Аглае, которая переводит на меня недобрый взгляд. — Новую тетю он выгнал… потому что… — отстраняется и серьезно смотрит в ее лицо, — она нам не нужна. Вот. У нас есть мама. А еще… — вновь подается к ней и шепчет на ухо, — у нас будет братик.
— Что?! — тут Аглая теряет самообладание и растерянно сглядит в лицо Афинки, которая довольно улыбается, — какой братик?
— Красивый.
Аглая в легкой панике смотрит на меня:
— Герман, это правда?
Шокированно спускает Афинку с рук и недоуменно моргает. Испуганно шепчет:
— Фиса беременна?
Я чувствую разочарование, что это не так и что пока это только фантазии нашей младшей дочери.
— Идем, — Борька уводит Афинку за руку.
— А еще, — она оглядывается, — папа и мама целовались! Я все видела!
— Да, глазастая ты наша, — Борька устало вздыхает. — Ты еще долго будешь об этом всем рассказывать, да?
Когда Борька и Афинка скрываются в гостиной, мы с Аглаей стоим в гнетущей тишине несколько минут.
— Она мне ничего не сказала, — наконец, говорит моя бывшая теща. — Герман, что у вас происходит?
— Анфиса пока не положении…
— Пока не в положении? — Аглая вскидывает бровь и кричит на меня шепотом. — Это еще что такое? Ты оставишь уже ее в покое или нет? Сколько можно, Герман?!
— Не оставлю, — говорю твердо и мрачно.
Опять молчание, и Аглая со вздохом скрещивает руки на груди. Испытующе смотрит мне в глаза, щурится и поджимает губы.
Не моргает.
Я тоже не моргаю.
— А что с этой твоей Дианой тогда, а?
— Афинка же сказала, что я ее выгнал, — взгляда не отвожу. — Не та она женщина, с которой я должен быть.
— Наверное, Фиса тоже в какой-то момент не стала той женщиной, раз ты завел на стороне интрижку?
Справедливо.
И странное дело.
Я сейчас испытываю стыд перед бывшей тещей, которой обещал любить и защищать ее дочь.
До этого момента мы с Аглаей тоже пересекались. После развода она так же уничижительно смотрела на меня, но от ее слов, что она во мне разочарована, я ничего не испытал, кроме раздражения.
А сейчас мне стыдно, что я не сохранил семью с ее дочерью.
— Какие вы оба по пояс деревянные, — Аглая вздыхает. — Два года, Герман, два года вам потребовалось, чтобы вы хоть немного дернулись.
Накрывает лицо рукой и бубнит:
— Я знала, что она обязательно выйдет замуж за сложного мудака… Сама же такая же… — смотрит на меня сердито, — два сапога пара!
Я не спорю.
Я готов к гневу бывшей теще без раздражение и бешенства. Пусть выльет на меня, какой я мерзавец и эгоист, ведь я, наконец, принимаю эту правду.
— Или вам нравится то, в чем барахтаетесь два года? — Аглая подходит ближе. — Вот же дубина ты такая…
Поднимает руку, сжимает кулак и этим кулаком слабо бьет меня по лбу:
— Получай!
А потом зло фыркает и шипит:
— Я, как мать, против того, чтобы вы опять сошлись, но как женщина… ах да, — она возмущенно перескакивает на другую тему, — точно, ты же Анфисе ставил в пример наши с ее отцом отношения, да?
— Да, — прижимаю пальцы к переносице, — и это было сказано на эмоциях.
— Ну-ка, смотри мне в глаза, — сжимает мое предплечье и мою руку вниз, — я простила мужа, потому что увидела и почувствовала в нем раскаяние, ясно?
Опять не моргает.
— Я не должен был тогда этого говорить, — тихо отзываюсь я. — Я многое о чем не должен был говорить.
— Я не стыжусь того, что простила мужа, — Аглая сглатывает. — Не жалею о своем решении, но прощают лишь тех, кто понимает цену прощения.
— Я не смогу без нее.
— Сможешь, — шепчет Аглая. — Сможешь. Найдешь другую Диану…
— Я не буду счастлив…
— О, так мы о себе опять думаем? — Аглая со смехом отступает и окидывает меня снисходительным взглядом. — Ты не будешь счастлив? Ты лучше подумай, будет ли она счастлива с тобой? Дети? Ты опять устанешь, Герман. Может, не надо? Фиса такой человек. Она много берет. И привыкла много брать, но отдает. Конечно, не так, как хотелось бы мужчине. Она отдает миру то, что взяла у тебя.
— Я никогда не был против того, чтобы она…
— Ты не считал, что это серьезно! — Аглая почти кричит. — Ты не считаешь, что и есть она! Ты понимаешь, что даже в старости, когда она будет умирать, то она будет перебирать тряпочки и сшивать их вместе! Признайся, Герман, что ты воспринимал ее платья как хобби, как развлечение, которые ты, как хороший муж, поддерживаешь и даже интересуешься.
— Но я ведь поддерживал ее…
— Поддерживать мало! Для Анфисы мало.
— Мне, что, с ней самому начать шить?!