Предательство Тристана
Шрифт:
Но в этом заключалось очень мало смысла. Лана просто-напросто не являлась сколько-нибудь важной персоной. Она была всего лишь балериной. Видимо, существовало какое-то простое, обыденное, рациональное объяснение присутствия этой домработницы: бабушка, видимо, и впрямь прислуга, выделенная видной деятельнице искусства национального масштаба. Конечно, так, и никак иначе. А отказ Ланы видеть его? Что ж, сороковой год это не начало тридцатых. Советское общество только что пережило период больших чисток; страх и паранойя распространены повсеместно. Разве не могло быть так, что власти знали
Он надеялся, что дело было именно так. Поскольку другое объяснение предполагало обращение к иной, весьма зловещей гипотезе, о которой Меткалф не хотел даже думать.
Существовала ли возможность того, что советские власти знали, зачем он сюда приехал, знали о его секретной миссии? Если так, то совершенно логично, что Лана получила предупреждение не встречаться с ним. А следовательно…
Он не заставит себя даже задуматься над подобной возможностью. В таком случае его арестовали бы сразу же по прибытии в Москву. Нет, этого не могло быть.
Спускаясь по лестнице, он выглянул в узкое окно, мимо которого проходил, и то, что он увидел, заставило кровь в его жилах похолодеть. Во внутреннем дворе около входа в подъезд Ланы стоял мужчина с сигаретой в зубах. Почему-то он показался Меткалфу знакомым. Типично русское лицо: высокие скулы, резкие черты; можно было принять его за сибиряка. Но это лицо было жестким и, больше того, безжалостным. С бледными, почти бесцветными глазами, густыми соломенно-желтыми волосами.
Где он мог видеть этого человека?
И сразу же он вспомнил: этот человек стоял перед выходом из «Метрополя» и был настолько увлечен беседой с другим мужчиной, что Меткалф почти не обратил на них внимания. По своей привычке лишь бросил беглый взгляд на лица обоих и сохранил их в своей памяти. Ни один, ни другой из собеседников вроде бы не заметил Меткалфа, так что и он больше не думал о них.
Но это был тот самый человек, Стивен больше не сомневался.
Откуда он взялся? Меткалф был уверен, что досюда его не проследили. Он точно знал, что по дороге «стряхнул с хвоста» филеров из НКВД, дежуривших в вестибюле гостиницы.
Выйдя из трамвая, он понаблюдал за действиями своих попутчиков и убедился в том, что они разошлись в разные стороны. Ни один не задержался неподалеку от него, он был абсолютно убежден в этом!
И точно так же Стивен был убежден в том, что белокурый мужчина с безжалостным лицом тот же самый, кого он мельком заметил возле «Метрополя».
Из этого следовало, что «сибиряк» не пришел сюда следом за Меткалфом. А это по-настоящему тревожило. Он хорошо помнил истину, которую Корки любил повторять: может быть только одна вещь хуже, чем иметь «хвост», это когда они знают, куда ты должен пойти.
Белокурый прибыл сюда от «Метрополя» отдельно, как будто знал, что Меткалф направится именно к дому Ланы. Но откуда он мог это узнать? Меткалф не говорил Роджеру, куда собирается пойти, поэтому, даже если бы их разговор в вестибюле подслушали, толку для агентов от этого не было бы.
Очевидно, белокурый или его командиры знали о связи Меткалфа с Ланой. В отличие от «шестерок» из вестибюля, этот агент получил инструкции из хорошо информированной инстанции. От кого-то, кто имел доступ к досье Меткалфа. Уже одно это отличало белокурого от простых уличных агентов низкого пошиба и позволяло отнести его к более высокой, более опасной категории.
Меткалф стоял на лестничной площадке и разглядывал белокурого. Он стоял так, что снаружи его невозможно было разглядеть. Его мысль лихорадочно работала. Агент не видел, как он входил в здание, в этом он был уверен; «Сибиряк» наблюдал за входом и улицей, так как знал Меткалфа в лицо, знал, как иностранец одет. Именно ради этого он и торчал перед гостиницей: чтобы, мельком взглянув на Меткалфа, точно установить его облик.
Он не видел, как я входил, уверенно сказал себе Меткалф. Он не знает, что я пытался повидать Лану.
И не узнает, поклялся себе Меткалф. Он должен был всеми доступными ему способами защищать эту женщину.
Спустившись по лестнице на первый этаж, он не вышел из подъезда, а прошел еще ниже. Запах дыма стал сильнее; этот дом, как и большинство зданий в Москве в эти дни, отапливался не углем, а дровами, что было, впрочем, естественно, учитывая нехватку угля и изобилие древесины. Тяжелая растрескавшаяся деревянная дверь преграждала путь в подвал. Под ногами он ощущал сырой земляной пол. Меткалф немного постоял, давая глазам привыкнуть к темноте, а затем протиснулся между высокой поленницей крупно наколотых дров и примитивным отопительным агрегатом. Через несколько шагов под ногами зачавкало, и он понял, что здесь устроен контрабандный душ для обитателей дома. Принимать горячие ванны в эти дни было запрещено законом, по крайней мере, большинству жителей Москвы; магистрали горячей воды часто попросту отключали, лишая москвичей возможности мыться, и этим благом могли пользоваться лишь умельцы, способные приделать кран к батарее отопления. В связи с этим в подвалах многих крупных жилых домов появились незаконные душевые, где москвичи могли – за очень и очень приличную плату – немного постоять под струйкой теплой воды.
Дрова должны были откуда-то принести, сообразил Меткалф. Поэтому нужно искать служебный вход. Оглянувшись по сторонам, он наконец-то нашел требуемое: скат, по которому в подвал спускали дрова, а рядом с ним узенькую лесенку с выщербленными бетонными ступеньками, упиравшуюся в невысокую двустворчатую дверь. Дверь, конечно же, была заперта изнутри на огромный железный крюк. Меткалф бесшумно снял крюк, медленно приоткрыл одну створку, выглянул наружу и, к счастью, никого не увидел. Белокурый агент, несомненно, находился на своем посту, рассчитывая заметить иностранца входящим в дом или выходящим из него. Он ни за что не покинул бы свой пост, рискуя пропустить объект.
Меткалф вышел, закрыл за собой дверь и торопливо пробежал через мощенный булыжником проезд. Он сразу понял, что это был не просто проезд между домами, а переулок, небольшая улица, проходившая между двумя главными проездами и используемая главным образом для хозяйственных нужд. Из множества магазинов, которые он миновал, проходя по Петровке, сюда выходили служебные входы. Впрочем, обычно их держали запертыми, так что воспользоваться ими вряд ли удалось бы.
Он пробежал мимо задних дверей булочной, мясного магазина, магазина женской одежды, пока не оказался на задах гостиницы «Аврора». Там он сбавил шаг и пошел неторопливой, хотя и довольно целеустремленной походкой.