Предчувствия ее не обманули
Шрифт:
– А фамилию этого типа дочь не назвала? – спросила я.
– Почто мне его фамилия. Шпана, она и есть шпана. Когда их только всех пересажают. Пооткрывали казино этих, одно безобразие, и Ирка… правда говорят: яблоко от яблони, что отец, что детки, все непутевые. Теперь вот еще убийство это, разве ж просто так? Посадят дурочку за чужие грехи, оно, может, и урок Ирке, но все равно жалко ее.
– Почему посадят? – растерялась я.
– Ну, так не зря милиция к ней ходила. Ко мне-то вот не пришли. Вы чай-то пейте, пейте, пока не остыл.
Чужая логика произвела впечатление, но высказываться
– Мы у Лаврушина в гостях были, он нам работы сына показывал. Очень талантливые. Особенно портрет Ирины, Лаврушин сказал, что сын был в нее влюблен.
– Дружил он и с Иркой, и с братом ее. Жили-то рядом. Лаврушин дом купил лет пятнадцать назад, поначалу только на лето приезжал, и мальчишка был все время здесь. Вот у них с Ириной любовь и вышла, дело-то молодое. Марья надеялась, что они женятся. Парень хороший, из Москвы. Только никто особо не верил, что он ее замуж возьмет, поженихается и бросит. Он парень ученый, а Ирка кто? Кончила школу, учиться хотела, в Москву собиралась, к нему поближе, но в институт не поступила, и у них что-то не заладилось. В общем, сюда вернулась, работала в правлении секретаршей. А как брат пропал, из города приезжать стали эти, кому он денег задолжал. Замучили девку. Она и подалась в Колыпино. Сказала тетке, что в казино платят хорошо, за брата долг погасит, чтоб их в покое оставили.
«Я бы на ее месте постаралась уехать подальше», – подумала я. Хотя обстоятельства бывают разные. И тетку ей, наверное, оставлять не хотелось.
– Что в деревне болтают об убийстве? – опять влезла Женька.
– Разное говорят, только что болтовню слушать? В милиции, поди, не дураки работают, найдут, кто убил.
У Женьки на этот счет было свое мнение, о чем свидетельствовало выражение ее физиономии.
– Так что же все-таки говорят?
По неведомой причине эта тема Ольге Степановне не понравилась, она только рукой махнула и замолчала. Мое любопытство это лишь увеличило, но как заставить женщину заговорить, я не знала.
– Вы ночью-то ничего не слыхали? – вдруг спросила она.
– Нет. Мы вообще у Сергея ночевали. Он вроде бы слышал шум, выходил машину проверить, но никого не видел.
– У Сергея ночевали? – переспросила Ольга Степановна и, слегка смутившись, поджала губы.
– Мы в доме оставаться боялись, – решительно начала Женька. – Нам сказали, что в нем привидения водятся.
– Это кто ж вам такое сказал? – покачала головой Ольга Степановна. – Небось Надька из девятого дома? Балаболка.
– Не только она. Лаврушин даже картину нарисовал, так и назвал «Дом с привидениями».
– Еще один дурачок, прости господи. Любит сказки слушать. А наши горазды, плетут небылицы. Вы этих глупостей в голову не берите. Какие привидения?
– А правда, что тетка Дарьи Кузьминичны в этом доме повесилась?
– Может, и правда. Это когда было? Я в Сурье живу тридцать лет, замуж сюда вышла, раньше в другой деревне жила, тут неподалеку. Конечно, про дом этот всегда болтали…
– Про Яшку-Каина? – подсказала Женька.
– Про него тоже. Хотя по мне, не было никакого Яшки, сказки одни.
– А Дарья Кузьминична ничего вам не говорила?
– Нет. И я не спрашивала. Зачем? Если что и было, так быльем поросло. На соседей моих косо смотрели, потому что они были не такие, как все. Особняком держались. Лева, покойный, с виду вроде дурачок был. Молчун, людей сторонился, всегда сам по себе. По молодости у него любовь случилась, он жениться хотел, после Пасхи. А Пасха ранняя была, лед еще на реке стоял, они с невестой пошли в село через речку и угодили в полынью. Ее под лед и утащило. Он ничего сделать не смог. Вот такое горе. С тех пор он вроде бы не в себе был. Так и не женился. А сестра при нем вроде няньки, тоже жизнь не сложилась. Вот люди и выдумали проклятье. Мол, у всех, кто в этом доме живет, сплошные несчастья.
– И сегодняшнее убийство тоже с домом связали? – догадалась я. Ольга Степановна молча кивнула.
– Только я и в других домах особо счастливых не видела. У меня самой муж погиб двадцать лет назад, строили дом соседу, упал со стропил, да так неловко… Что ж, и я теперь проклятая? Чепуха все это.
– Дарья Кузьминична не так давно вышла замуж? – задала я очередной вопрос.
– Вышла, – подтвердила Ольга Степановна. – Вышла, можно сказать, с горя. Лева рукастым никогда не был, а дом большой, присмотра требует. Она измучилась, все сама да сама, тут Мишка и подвернулся. Он хоть и запойный был, но руки у мужика золотые. Она им и прельстилась. Сарай он у нее ремонтировал, так, слово за слово, и сошлись. Его-то жена давно выгнала, не выдержала окаянного пьянства. Мишка и рад был, что нашел самостоятельную женщину. Детей нет, дом большой. Вот они и женились.
– Но дом Дарья Кузьминична на брата оформила.
– Уж этого я не знаю. В чужие дела не лезу. Знаю только, что жизнь у них не заладилась. Мишка сразу запил, и работа вроде не нужна стала, по дому он тоже ничего делать не хотел. Дом, говорит, не мой, так чего мне горбатиться? И с братом они характерами не сошлись. Лева сам не пил и в других этого не уважал. Пошла ругань, а Кузьминична привыкла жить в тишине и покое, почто ей на старости лет такое счастье? Мишка как напьется, по деревне бродит, обиды свои высказывает да небылицы плетет.
– Какие небылицы?
– Что в голову придет, то и брякнет. А потом и вовсе пропал.
– Пропал?
– Ага. Ушел на заработки и с тех пор носа не показывает.
– Давно ушел? – насторожилась я.
– Года три назад.
– С Дарьей Кузьминичной они развелись. Он сначала ушел, и она получила развод, или наоборот? – спросила я.
– Вот этого не скажу. Не знаю.
– А Лев Кузьмич в то время еще жив был?
– А как же. Лева помер два года назад.
– В своем кабинете?
– Да. Сердце отказало. Умер в одночасье. Кузьминична ничего не слышала. Очень убивалась, что брат так помер, проститься не успели.
– А когда пол в комнате провалился и Лев Кузьмич комнату заколотил? До того, как Михаил исчез, или после? – косясь на меня, задала вопрос Женька.
– Думаю, после. Был бы здесь Мишка, уж, верно, бы пол перебрал. Что-что, а по плотницкому делу он мастер.
Женька едва заметно кивнула, глядя на меня. Сомнений почти не оставалось: найденный нами в подвале мертвец, скорее всего, Патрикеев.