Предначертание. Том II
Шрифт:
Инесса упрекала Юлиана в том, что их сын растет в дремучей провинции и ходит в самую обычную школу, а его отец в это время учит иностранному языку чужих детей абсолютно не думает о перспективах своего ребенка. Иногда мне даже начинало казаться, что Инесса всячески намекает, чтобы Джулс забрал Олежку в столицу и поселил его в нашей семье, а ее тем самым избавил от обузы. Я гнала прочь эти кощунственные мысли, но поведение Инессы говорило само за себя – она словно только и мечтала, чтобы спихнуть сына на Юлиана, причем, ее ни капли не волновало, как к данному плану отнесусь я. Признаюсь, я советовала Джулсу отсылать бывшей жене побольше денег и откупаться от ее нескончаемых претензий, но упомянутый способ не оправдал возлагаемых на него надежд. Инесса по-прежнему истерила в трубку, пренебрежительно отзывалась о Джулсе при ребенке и регулярно терроризировала Шуваловых, бессовестно вымещая на них свои нервы.
–Разве я не предупреждала тебя, что в один «прекрасный» момент всё именно так и обернется? – вздохнула моя мама, с которой я в редкие минуты слабости поделилась сложившейся ситуацией, – но ты же никогда меня не слушаешь! Тебе придется смириться, что Инесса не оставит Юлиана в покое даже когда у вас родятся свои дети. Мало того, она будет страшно ревновать его к вашему общему ребенку и требовать для своего сына повышенного внимания. Ты должна быть к этому готова, Рина, брак с разведенным мужчиной не обходится без подводных камней. Юлиан может хоть с головой осыпать Инессу деньгами, но она так и будет давить ему на отцовские чувства, и от этого никуда не деться. Вам с Юлианом не нужно поддаваться на ее провокации, убедите Инессу, что когда придет время Олежке поступать в институт, Юлиан обязательно поможет ему устроиться в столице. Юлиан дает Инессе достаточно денег, чтобы она могла отдать Олежку в кружки и нанять ему репетитора по любому предмету, вот пусть этим и займется, а не ноет о своей несчастной судьбе. Если хочешь, я сама поговорю с Юлианом, чтобы он был с ней пожестче, а то эта Инесса, как я посмотрю, совсем распоясалась, почуяв, что вы не бедствуете и с вас можно что-то поиметь.
–Нет, мама, пожалуйста, не надо! – решительно отказалась от предложения вмешаться в конфликт я, – ты только добавишь нам проблем. Не переживай, мы сами разберемся!
–Тебе, конечно, видней, ты же у нас самая умная, – саркастично усмехнулась мама, -но помяни мое слово, эта нахальная дамочка попортит вам немало крови, и вы с Юлианом еще горько пожалеете, что позволили ей так обнаглеть. Никто не говорит, что Юлиан должен полностью самоустраниться от участия в воспитании сына, но Инессе давно пора понять одну вещь: да, бывших детей действительно не бывает, зато бывают бывшие жены, которые к тому же слишком переоценивают свою значимость. Не для того мы с отцом помогали Юлиану с открытием центра, чтобы теперь он тратил все заработанные деньги на капризы этой хабалки!
Естественно, мамину точку зрения легко можно было понять: в приоритете для родителей всегда было мое счастье, и решение отдать накопления Джулсу базировалось исключительно на желании избавить меня от необходимости экономить на каждой мелочи и питаться самыми дешевыми продуктами, а никак не на безграничной симпатии к моему супругу. И мама, и отец отлично видели, что я принципиально не собираюсь расставаться с Юлианом только потому, что ему упорно не удается прервать затянувшуюся черную полосу, они постоянно убеждались в твердости моего намерения поровну разделить с мужем все выпавшие на его долю трудности и горести, однако, не могли спокойно наблюдать за нашим бедственным положением. Объективно говоря, концы с концами мы худо-бедно сводили, с голоду не умирали, но неумолимо дорожающая жизнь заставляла каждый день урезать расходы, чтобы, к примеру, гарантированно заплатить за аренду квартиры. Мне уже не удавалось одеваться по последней моде, я почти ничего себе не покупала, но нельзя сказать, что я от этого жестоко страдала, хотя мои родители почему-то считали иначе. А мне даже нравилась взрослая жизнь, где ничего не доставалось даром, я простилась с беззаботным детством и быстро осознала, что ничто в мире не дается без борьбы. Мы с Джулсом стояли единым фронтом и верили, что однажды Фортуна повернется к нам лицом, но маму подобный расклад категорически не устраивал. Она без устали повторяла, что я достойна лучшего, и, вероятно, не могла дождаться, когда я вдоволь наиграюсь и подам на развод, но шли годы, а наша маленькая семья только крепла, и мама смирилась с неизбежным. Думаю, они с отцом очень долго обмозговывали, имеет ли смысл давать Джулсу деньги, или этот недотёпа всё пустит по ветру, но тревога за мое будущее перевесила осторожность, и родители пошли на риск.
Порой я невольно спрашивала себя, что было бы, если бы на месте Юлиана находился Эйнар? Мама была свято уверена в его меркантильности, в ее представлении Эйнар только и ждал, как бы нас облапошить – вселиться в нашу квартиру, жить на наши средства да еще и за наш счет спонсировать своих родственников из «Живых и мертвых», маме даже в голову не приходило, что за предложением руки и сердца не скрывалось никаких корыстных мотивов, она обвиняла Эйнара во всех смертных грехах и готова была на что угодно, лишь бы оградить меня от любого общения с парнем. Но что, если бы я не сдалась, если бы не натворила глупостей, если бы у Эйнара получилось последовать совету Калаша, залечь на дно и переждать в безопасности, пока Мансур с Цирюльником разберутся между собой, а с весенним призывом, как и планировалось, уйти в армию? Что, если бы через год я встретила Эйнара на перроне и больше уже никуда его не отпустила? И не важно, как бы дальше сложилась моя судьба, мы все равно были бы вместе. Скорее всего, я бы так и не уехала в столицу, а, возможно, и специальность бы выбрала себе попроще, дабы без проблем трудоустроиться в нашем маленьком городке, или мы бы сразу отправились путешествовать по отдаленным гарнизонам, и высшее образование я бы получила по заочной форме.... Отвернулась бы от меня тогда семья? Порвала бы я отношения с родителями или ради моего блага отец с мамой сумели бы переступить через свою неприязнь к Эйнару и помогали бы нам также, как помогли Джулсу? Или Эйнар не смог бы простить им унижения и ни при каких условиях не согласился бы принять помощь? У истории не было сослагательного наклонения, я сколько бы я не строила умозрительных гипотез, мне не суждено было узнать ответы на свои бесчисленные вопросы, и я волевым усилием заставляла себя не терзаться воспоминаниями. Отец с мамой полюбили Джулса, они простили ему и ранний брак «по залету», и нашу тайную переписку в соцсетях, и чересчур на их взгляд долгие метания в поисках своего истинного призвания, они проявили к нему лояльность, о которой Эйнар не мог и мечтать главным образом по причине своего маргинального происхождения. Семейство Грищенко заслуженно вызывало сплошное отвращение, а потомственные интеллигенты Шуваловы сумели безупречными манерами расположить моих родителей к себе и тем самым добавить Джулсу очков в копилку. Если я хотела сохранить душевное равновесие, мне не нужно было впредь сравнивать два разных мира и проводить между ними заведомо бессмысленные параллели, но каждое проявление симпатии к Юлиану я инстинктивно трактовала в качестве запоздалого камня в огород Эйнара, и даже десять лет спустя не могла отделаться от этого неприятного чувства.
ГЛАВА XIII
Иногда я непроизвольно задумывалась, почему мои воспоминания вращаются исключительно вокруг Эйнара и напрямую связанных с ним людей, тогда как после тяжелейшей психологической травмы, перенесенной мною в поселке Строителей, мне раз за разом должны являться в кошмарах Михась и компания. Было бы закономерно, если бы в жутких ночных видениях я отчаянно сражалась с голодными призраками своих мучителей, а в каждом благообразном старичке подозревала похотливого извращенца наподобие покойного Топора, однако, моя память, как будто надежно отгородилась высоким забором и намеренно оберегала рассудок от чрезвычайно болезненных экскурсов в прошлое. Несмотря на то, что я с невероятной четкостью помнила мельчайшие детали произошедшего, я воспринимала этот страшный инцидент с необъяснимым безразличием, будто бы разум действительно выстроил своего рода защитный барьер, не позволяющий первобытному ужасу переступить роковую грань и тем самым повергнуть меня в пучину сумасшествия. А еще я до сих пор была не в состоянии забыть мистический эпизод, навсегда оставшийся моей главной тайной, и периодически пыталась понять, каким могущественным силам я была фактически обязана жизнью. И это странное, почти отеческое напутствие от так похожего на Эйнара человека – я списывала случившееся на посетившие меня в результате немыслимого стресса галлюцинации и убеждала себя, что мне всё пригрезилось, но меня упорно не отпускали сомнения. Для обычного бреда запечатлевшиеся у меня в мозгу события выглядели слишком четкими и структурированными, как если бы кто-то буквально за руку отвел меня от края бездны и не дал рухнуть в преисподнюю. Я легко допускала, что в шаге от неминуемой гибели мне почудилось медленно выплывающее из туманного марева лицо Эйнара, но последующие метаморфозы по-прежнему не укладывались у меня в голове. Почему семнадцатилетний парень внезапно превратился в зрелого мужчину, и что значили его загадочные слова, а главное, как я без единой царапины спрыгнула с внушительной высоты, хотя тот же Топор при равных условиях мгновенно расшибся насмерть? Что это было: мобилизация внутренних резервов организма в критической ситуации или вмешательство неведомого ангела-хранителя, все эти годы незримо стоявшего у меня за плечами?
Я неоднократно порывалась с кем-нибудь поделиться своими бесчисленными вопросами и, возможно, попробовать вместе отыскать ответы, но у меня так и не хватило духу полностью раскрыться ни перед мамой, ни перед психологом, ни даже перед Симкой. Я не столько боялась, что в качестве реакции на подобную откровенность мои собеседники красноречиво покрутят пальцем у виска, сколько вообще не хотела выносить свои секреты на чье-либо обсуждение, словно это автоматически нарушало целостность тонкой сакральной нити, протянувшейся между мной и Эйнаром где-то на рубеже двух параллельных измерений. Я молчала дома, молчала в полиции, молчала в школе, но мое сердце и по сей день не находило себе покоя. Конечно, о том, чтобы поделиться своими переживаниями с Джулсом, не могло идти и речи, да и мои новые друзья плохо подходили на роль духовника, а с Симкой мы и вовсе толком не общались. Что касается мамы, те времена, когда я считала ее лучшей подругой, давно канули в лету. Сам того не желая, Эйнар внес разлад в наши теплые и доверительные отношения, и я не скажу, что мы стали чужими людьми, но отдалились всё же существенно. Родители меня просто не понимали, им была абсолютно неподвластна логика большинства моих поступков, они нехотя смирились, что я пошла по собственному пути и регулярно продолжаю действовать вопреки их мечтам и надеждам. Отец с мамой в этом не признавались, но жили они, как на вулкане, будучи в любую секунду готовыми к худшему. В свои шестнадцать я проявила непостижимую уму выдержку и там, где другая бы непременно сломалась и обросла массой трудно поддающихся коррекции комплексов и фобий, я выкарабкалась относительно легко и пусть с некоторыми оговорками, но всё-таки сумела построить вполне нормальную жизнь – выйти замуж, окончить университет и продвинуться по карьерной лестнице. Да, мы с Джулсом не торопились обзаводиться потомством, но кроме родителей это обстоятельство никого особо не напрягало.
Если честно, в нашей с Юлианом семье тема детей не фигурировала ни под каким соусом. Сначала всем было очевидно, что нам дай бог самим не протянуть ноги, но и с ростом материального благополучия активно размножаться мы почему-то не кинулись. Насчет Джулса у меня имелись кое-какие догадки, косвенно подкрепленные обрывочными репликами Ираиды Семеновны: один неосторожный шаг, обернувшийся женитьбой и рождением ребенка, украл у парня молодость, и пока его ровесники наслаждались пьянящим вкусом беззаботной юности, он лез вон из кожи, дабы прокормить жену и ребенка. Да, в отличие от Эйнара, который был с рождения обречен на прозябание в нищете, Джулс сам загнал себя в эту ловушку и сам же из нее в итоге выпутался, но годы беготни по репетиторствам и ежедневных скандалов по возращению домой с жалкими грошами в кармане значительно повлияли на его текущее мировоззрение. Сейчас он наверстывал упущенное – развивал бизнес, получал дополнительное образование и повышал квалификацию, уделял время хобби и заранее планировал обширную культурную программу на каждые выходные, а летом мы собиралась впервые купить турпутевку и съездить на пару недель в Европу. Откладывать деньги у нас не очень хорошо получалось, так как ипотечный кредит и алименты никто не отменял, а без прочных тылов думать о детях было бы верхом безалаберности. Мы предохранялись, что называется, по умолчанию, и никто из нас даже не поднимал тему отказа от контрацепции, из чего непосредственно следовал вывод, что нынешнее положение вещей нас обоих вполне устраивало.
Отношения с Олежкой у Юлиана, к вящему сожалению, катастрофически не складывались, и если в детстве малыш искренно радовался каждой встрече с папой и приходил в восторг от его незатейливых подарков, то по мере взросления он всё сильнее подпадал под влияние матери, десять лет подряд регулярно напоминающей сыну, что его отец подло бросил семью ради какой-то бессовестной дряни. Недавно уже не Олежке, а Олегу исполнилось тринадцать, и вкупе с подростковым кризисом самоопределения и прочими прелестями переходного возраста он всё чаще демонстрировал агрессию в сторону Джулса и дословно транслировал слова Инессы о безответственном предателе, сбежавшем в столицу. Юлиан безуспешно пытался исправить негативное мнение о себе, но Инесса не зря потратила семь лет, настраивая сына против отца. Меня подросток ненавидел еще больше, чем Джулса, а совместное проживание под одной крышей в ходе приезда Олега в столицу едва не сделало из нашей квартиры филиал ада на земле. Мелкие пакости, оскорбительные фразочки, мерзкие ухмылочки и намеренное пренебрежение моими просьбами соблюдать чистоту и порядок – и это лишь маленькая часть из Олежкиных попыток мне досадить. Я мужественно терпела присутствие этого домашнего дьяволенка, но нервы у меня были на пределе, и когда срок пребывания Олежки в столице наконец истек, я выдохнула с таким неподдельным облегчением, что Джулс всё понял без слов. Мне крупно повезло, что подросток больше не напрашивался у нас погостить, иначе я бы, наверное, дошла до белого каления, но Олежка и сам и не горел желанием повторять визит к отцу. Инесса же мигом увидела в этом повод обвинить Юлиана в недостаточном внимании к сыну, и взахлеб рассказывала бывшим свекрам, как Джулс и его новая жена тяготились обществом бедного мальчика, навсегда разочаровавшегося в биологическом отце. О том, что «бедный мальчик» не поленился перед отъездом прошвырнуться по помойкам, раздобыть там дохлую крысу и ничтоже сумняшеся положить облезлый труп несчастного грызуна мне под подушку, Инесса принципиально не распространялась, а мы с Джулсом данный случай публично не афишировали, но нам совсем не улыбалось снова дезинфицировать спальню и инстинктивно проверять постель перед отходом ко сну. Я надеялась, что когда-нибудь Олежка научиться отделять зерна от плевел и запоздало оценит, насколько замечательный у него отец, но до наступления этого момента предпочитала держаться от «пасынка» на безопасном расстоянии.
Так или иначе неудачный столичный вояж Олежки ником образом не умерил финансовые претензии его матери, а скорее даже увеличил объем выдвигаемых ею требований. По всем признакам, Инесса была уверена, что теперь Джулс обязан компенсировать сыну «моральный ущерб», причем, итоговый размер выплат она, как обычно, оценивала в космическую сумму.
–Если уж ты избавил себя от всех забот, живешь в свое удовольствие и вообще не занимаешься ребенком, то будь добр хотя бы давай денег! – без обиняков заявила бывшая жена, – чем тратить всё на свою девку, лучше помоги родному сыну.