Предназначенная для оборотня
Шрифт:
– Хорошего дня, – поздоровался оборотень со старичками, затем придвинул табурет и уселся на него в торце стола, так и не заметив моего разочарованного вздоха. – Номеров для проезжающих у него нет.
– А свои комнаты трактирщик не может нам уступить? – Спросила Гура.
– Уже заняты, все четыре, сам хозяин с женой и детьми уже вторую ночь спит на кухне. Придётся нам походить по избам в деревне, может, кто и пустит переночевать.
Румяная подавальщица, спешившая к нашему столу, улыбалась Арону. Сгружая на стол тарелки с едой, она наклонялась, выставляя перед ним свою грудь. У меня зашипело
Подавальщица расставила перед нами тарелки и собралась уже отойти, как я услышала по правую руку от меня судорожное сглатывание, сопровождающее тоскливый, голодный взгляд.
Я открыла было рот, но Арон меня опередил.
– Милая! – Позвал оборотень. Подавальщица тут же вернулась обратно с предвкушением во взгляде, явно рассчитывая, что мужчина заинтересовался ею. – Принеси нам ещё две тарелки. – Сказал он ласково. В её взгляде заплескалось разочарование, а я довольно улыбалась, стараясь не показать этого внешне.
Когда ещё две тарелки с приборами оказались на столе, Арон подвинул их к нашим соседям.
– Разделите с нами ужин, уважаемые.
Старички опять переглянулись. У старушки на глазах вступили слёзы, но она упрямо покачала головой. Старик посмотрел на горшок с мясной похлёбкой, глубокое блюдо с жарким, нарезанный ломтями каравай свежего хлеба, затем снова перевёл взгляд на жену. Она вновь помотала головой.
– Вы нас обидите, если откажетесь, – я зачерпнула половником ароматной похлёбки и налила её сначала в тарелки соседей, а затем и в наши. Когда еда уже стояла прямо перед ними и сводила с ума мясным духом, отказываться было глупо, и они взялись за ложки. Мы тоже последовали их примеру, и очень скоро, наполнив желудок сытной едой, я почувствовала, что жизнь не такая уж и мерзкая, как казалось буквально пару часов назад. Ещё бы принять горячую ванну, да высушить одежду…
Я краем глаза посматривала на старичков, не понимая, зачем изводить себя, заявляясь в трактир и при этом не заказывая еды. Они явно были голодны, судя по тому, как активно двигались их ложки, черпая похлёбку. Может быть, у них нет денег? Но тогда зачем ходить сюда? Это же самобичевание!
Думаю, мои спутники также недоумевали насчёт странной супружеской пары, но вопросов им никто не задавал. Старик сам начал разговор после того, как подчистил хлебом тарелку.
– Спасибо, добрые люди, что накормили нас, мы хотим отплатить за вашу щедрость…
– Не нужно никакой платы, – перебил его оборотень.
– Я слышал, что вы ищете ночлег? – Посмотрел на него старик.
– Ищем…
Неужели моя мечта исполнится, и я буду спать сегодня в тёплой постели?
– Милости просим тогда в наш дом, – старик вопросительно взглянул на жену, и она кивнула.
– Спасибо за столь щедрое предложение, – я готова была расцеловать и старика, и старуху. – Как вас зовут?
– Меня зовут Вар, а жену мою – Нира.
Подавальщица принесла кувшин, до краёв наполненный горячим вином с душистыми травами, и пять глиняных кружек. Девица оказалась понятливой, а может, всё ещё надеялась на внимание Арона. Мы выпили со стариками
– Дай мне три серебрушки, – вдруг обратился ко мне Арон.
– Зачем так много? – Удивилась я. За съеденный нами ужин и одной было более чем достаточно.
Оборотень ничего не ответил, но так посмотрел на меня, что я молча достала мешочек с деньгами и протянула ему три серебряных монеты. Арон молча забрал их и куда-то ушёл. Мне стало неловко. И почему Ковен выбрал меня ответственной за материальную часть? Пусть бы Арон сам всем распоряжался, ну или Гура, ей всё равно. А так получается, что мой муж вынужден просить у меня деньги. А я ещё и спорю с ним, что много просит. Надо перестать обо всём переспрашивать и всё уточнять. Сказал, три серебрушки, значит, без разговоров достала три и отдала ему.
Мокрую одежду надевать не хотелось, но и идти под дождь без куртки было бы опрометчиво. Поэтому я с отвращением натянула её на себя и повесила на плечо такой же мокрый мешок. Гура, одеваясь, тоже не выглядела счастливой, но в отличие от меня не морщилась. И я мысленно сделала себе ещё одно замечание.
К нам подошёл Арон, держа в руках объёмный тюк.
– Если готовы, пошли.
Мы выбрались из-за стола и отправились за ним к выходу. Мне очень хотелось извиниться перед оборотнем за то, что поставила его в неловкую ситуацию. Но здесь это сделать было невозможно, слишком людно и шумно, поэтому я решила подойти к нему на улице.
Дождь припустил не на шутку. Едва подсохшая за время ужина куртка тут же снова напиталась влагой. Я натянула на голову капюшон, но почти сразу почувствовала, как за шиворот мне стекает тонкая струйка. Старички ковыляли впереди, показывая нам дорогу к их дому. Обгонять их не было смысла, а идти позади не хватало терпения. Так и хотелось подтолкнуть их в согбенные спины.
К счастью, их дом действительно оказался не слишком далеко. Даже таким черепашьим шагом мы шли не больше пяти-шести минут, но за это время я вымокла до нитки.
Старички дошли до покосившейся калитки. Нира просунула руку меж прутьев и поддела щеколду, расположенную с внутренней стороны дверцы. Створка распахнулась, и Вар широким жестом пригласил нас в свой дом.
От калитки к избе вела вымощенная плоским камнем тропинка, которая когда-то была практичной и выглядела весьма красиво, но сейчас, спустя годы, большинство камней раскрошились, и пробоины занимала дождевая вода. Я старалась перешагивать эти лужи и особо не смотрела по сторонам. К тому же дождь и темнота всё равно не позволили бы мне как следует рассмотреть внутренний двор, и я оставила это на утро.
В самом доме было также темно. Нас хозяева провели в просторную комнату, после чего Нира бросилась зажигать лучину, а Вар раздувать угли в почти остывшей печи.
Я сразу же сняла мокрую куртку и повесила её сушиться к тёплой стенке. Арон и Гура сделали то же самое. Вошла Нира, в руках которой горела короткая свеча, возможно, единственная в этом доме. Она поставила огарок на круглый стол, стоявший по центру комнаты. При свете стало заметно, что обстановка здесь весьма уютная, только всё было очень старым. Как будто очень давно жизнь в этом доме замерла и постепенно разрушалась под воздействием времени.