Предписанное отравление
Шрифт:
– Кто бы мог подумать, что эта кукла Квентин была заодно с доктором?
– Хм, – согласился Пардо. – Но я бы не сказал, что она хуже его. Это не так. Но она хладнокровнее, и потому не теряет голову. Вы сказали, что Фейфул сдался, как только услышал слова о том, что она его выдала, но когда вы сказали ей то же самое о нем, ничего не вышло, так?
– Верно. Она не заговорит. Если вы спросите меня, то, как по мне, в ней нет ничего человеческого.
– В этой истории не так уж много человечности. Не возражаете, если я переберу улики против нашего клиента?
– Не возражаю? Да у меня все еще завязаны глаза, откройте их!
– Случилось вот что, – улыбнулся Пардо. – Дело было бы окончено в два раза быстрее,
Тогда он придумал что-то еще. Он амбициозен и высокомерен. Он всеми правдами и неправдами хотел получить состояние Джона Лакланда, и эта решимость, должно быть, выросла из того, что он знал об отношениях отца с этой семьей. А его собственная связь с ними лишь придавала ему решимости заполучить их богатства, которые он видел чуть ли не каждый день. И когда Дженни отказала ему, (она говорит, что он принял это без обиды), доктор переключился на Кэрол Квентин.
– Интересно, почему он не обратился к ней с самого начала? – заметил Солт.
– Полагаю, он знал ее довольно хорошо, – пожал плечами Пардо. – Он понимал, что она станет не самым лучшим спутником жизни. У Дженни характер намного лучше. Карновски очень повезло с ней.
С минуту он размышлял.
– Вы осмотрели запертые ящики в комнате Кэрол и нашли письма доктора. Они были осторожны, письма написаны еще задолго до убийства, но из них вполне ясно, что альянс Квентин-Фейфул сформировался еще несколько месяцев назад, и зимой они планировали вступить в брак. Не знаю, предполагали ли они изначально добиться благословения старой леди. Ведь для того, чтобы получить наследство, Кэрол нужно было ее согласие. Фейфул мог повлиять на нее, и тщеславие могло привести его к мысли, что он сможет легко провернуть это. Не знаю. Но в апреле миссис Лакланд заболела.
Пардо сделал паузу. Солт удивленно взглянул на него.
– Почему он не дал ей умереть? Ведь это было бы легко.
– Потому что он был слишком умен. В начале лета она легко могла умереть от запущенной болезни или каких-то недостатков в лечении, и доктора было бы сложно уличить. Но это не устраивало доктора. Фейфул представляет собой интересный образец двойного сознания. Он – убийца. Но он также и преданный своему делу человек науки. Несомненно, была затронута его профессиональная гордость. С другой стороны, думаю, он узнал, что она собирается оставить ему деньги, но еще не составила завещания. Также возможно, что, несмотря на близость к семье, он был не уверен в размере суммы. Как бы то ни было, он предпочел подождать.
Затем он изобрел блестящую схему. Если старуха умрет во время болезни, а после он женится на Кэрол, то кто знает, какие могут пойти слухи, а ведь, несмотря на голословность, такие разговоры вредны для врачебной карьеры. Отчего бы не подождать выздоровления, а затем не убить ее каким-нибудь до того неподходящим препаратом, что никто и не подумает на врача? Так что он даже не пытался сделать так, чтобы смерть показалась естественной. Когда она болела, он спас ее. Чтобы убить.
Затем произошло несколько событий. И Фейфул постарался использовать каждое из
Далее. Анонимные письма. Если убийство старой леди и вызывало сомнения, кампания Эмили Буллен обратила эти сомнения в уверенность. Она все запутала и на какое-то время стала лучшим союзником доктора. Но о готовящемся убийстве сама она ничего не знала. Ее вмешательство было совершенно случайным. Она всего лишь бедное, подавленное существо, питавшее тайную и совершенно неразделенную страсть к доктору. Каким-то образом она узнала о том, что он сделал Дженни предложение. Вероятно, для нее было загадкой: как женщина может отказать ему? Полагаю, она сделала несколько робких попыток обратить на себя внимание, но доктор их проигнорировал, а может, и вовсе не заметил. Это породило у нее навязчивые мысли и изводило ее. Она начала ненавидеть Фейфула, и решила, что ей будет приятно наблюдать за тем, как он отреагирует на несколько анонимок. Вот и все. Когда пришло первое письмо?
– Двенадцатого июня, – ответил Солт.
– Да. А за пять дней до этого был «украден» морфий. Но к нему я еще вернусь. А сейчас я хочу заметить, что за пять дней до получения первого письма доктор начал готовиться к будущему убийству. Должно быть, это письмо потрясло его. Солт, только подумайте, какое совпадение! Она ничего не знала, но когда Фейфул прочел ее письмо, ему должно было показаться, что он разоблачен. Он ненадолго затаился, а письма продолжали приходить. Фейфул призадумался и понял, что о его намерениях мог знать разве что читатель мыслей. Потому он решил использовать эти анонимки в своих целях. Человек послабее не выдержал бы. Но доктор решился на смелый шаг – передать обличающие его письма в полицию! И результат был неизбежен: он оказался вне подозрений.
– А что с морфием? – спросил сержант.
– Через минуту я дойду и до него. Потом он выведет на Фейфула. Но сначала о другом июльском событии. Миссис Лакланд рассказала мистеру Ренни, что хочет оставить все свои деньги доктору. Она рассказала это и самому Фейфулу, и он смог узнать даже день, в который будет составлено завещание – ведь доктор сам должен был выбрать день, когда пациентка смогла бы увидеться с адвокатом.
Теперь перейдем к очередному ходу Фейфула, – Пардо нетерпеливо подался вперед. – Он был блестящим. Доктор решил убить старушку накануне составления нового завещания, что помешало бы ему стать единоличным наследником! Чем не доказательство его невиновности? Но он мог пожертвовать наследством, ведь он стремился к намного большему состоянию! Он получит его, женившись на Кэрол. А если в преступлении обвинят Дженни и Карновски, тем лучше – в таком случае Кэрол унаследует и долю Дженни.
Что же он сделал? Он взял точно такой же пузырек, как тот, в котором было лекарство миссис Лакланд, и отравил его морфием. Правда, доктор не обратил внимания на запятнанную этикетку. Он мог легко подменить пузырек после того, как дал ей настоящее лекарство. К тому же он был фокусником. Тем жарким днем он мог свободно пользоваться платком. Он завел один из тех разговоров, которые так любила старушка. И вуаля – дело сделано! И все это, конечно, запутало нас. Все это время мы разрабатывали теорию о том, что миссис Лакланд была отравлена из того же пузырька, которым она пользовалась последние несколько дней. Я уже говорил, что мы выйдем на решение загадки, если выясним, почему морфий подмешали в пузырек, а не в стакан. А ответ был самым простым: пузырьки были разными.