Предпоследний Декамерон
Шрифт:
И именно в эту последнюю долю секунды мужчина, стоявший на остановке, успел подскочить к нам и буквально вдернуть – и меня, и коляску! – на тротуар. Я даже не знаю, за что и как он сумел ухватиться… Грузовик с грохотом пронесся мимо, я оглушенно пробормотала: «Сп-пас-сибо…» – и сразу же к остановке подъехал автобус, в который наш спаситель и впрыгнул, даже не обернувшись…
Я не то что имени его не знаю, но даже не помню лица – только мелькнула темная куртка с капюшоном, из тех, которые и тогда, и сейчас видишь на каждом третьем российском гражданине…
Уверена, что он давно забыл тот незначительный инцидент, если вообще придал ему какое-то значение… К чему я это рассказала? Просто думаю, что каждому из нас нужно мысленно оглянуться в прошедшие годы и поискать там… Почти уверена, что у каждого найдется свой личный спаситель…
– Вот это да, – сказал Татьянин потрясенный сын. – Так выходит, меня сейчас здесь могло не быть?
– Похоже, что не только здесь и сейчас, – ответил ему вздрогнувший Станислав. – Интересно, где теперь тот парень, что спас вас тогда…
– Я тоже об этом часто думаю, – призналась Татьяна. – Но я почему-то уверена, что он жив и здоров и, более того, переживет эту эпиде… этот каран…
– Этот мор, – оборвал ее вдруг кроткий Соломоныч. – Давайте будем называть все вещи своими именами. Хорошо. Следующим буду рассказывать я. Этот рассказ вы все очень, очень хорошо поймете… Но, поскольку, как мы уговорились, все закончится хорошо, то следует надеяться, что и в нашем случае… Ну, в общем…
История третья, рассказанная пенсионером и отцом двоих взрослых сыновей Марком Соломоновичем, о том, что такое химически чистый ужас.
Не дай Бог никому его пережить. Такой химически чистый ужас. Потому что приходит он внезапно, охватывает тебя целиком и парализует. Да, именно парализует. Он смертельно опасен, потому что можно умереть. Да, именно умереть. Даже если это длится несколько секунд, забыть их не в нашей власти. Даже если произошло недоразумение. Даже если это наша вина или просто дурость…
Было это почти в прошлом веке, то есть, ровно в двухтысячном году. У нас с женой – это была вторая моя жена, и звали ее Ася – выдалась свободная неделя после нескольких долгих месяцев работы – так получилось. И мы решили вырваться на дачу – да, да, вот на эту самую, которой больше нет, но, по крайней мере, власти обещали возместить убытки… Просто глотнуть свежего воздуха, чуть-чуть расслабиться и, как сейчас говорят, «слить воду».
Короче, приехали под ночь – и слили. Э-э… внутрь. И не воду. Открыли бутылку водки, распили, но так устали, что не взяло. Бывает. Тогда оприходовали бутылку мадеры – и, подействовало, к счастью, а пока лечились – так и печка протопилась. Повалились на кровать (заслонку закрыть забыли, и все тепло в прямом смысле ушло в трубу – но эта мелочь выяснилась потом) – как убиенные воробьи. Через несколько часов я проснулся оттого, что очень хотелось пить, открыл глаза – а темнота совершенно непроглядная. Ну, то есть, ни лучика ниоткуда, ни просвета… А о том, что мы на даче, я спросонья – и с бодуна – полностью забыл. В кромешном мраке подскочил на кровати, ужаленный страшной мыслью: ослеп! Потому что невозможно же не видеть вообще ничего: хоть какой-то свет в нашей московской спальне сквозь плотные шторы всегда пробивается! А тут ничего, хотя глаза широко раскрыты. Даже из орбит лезут. Меня выбросило из постели, я метнулся с кровати – и натолкнулся на неожиданный стол, упал на него и угодил рукой в открытую коробку конфет. Это сразу вернуло память: все в порядке, мы же на даче! Приехали поздно, поэтому ставни не стали открывать, отложили до утра! Понятно, почему темно! Я испытал облегчение, смешанное все же с некоторым недоверием, и по стеночке двинулся наощупь к выключателю, которым еще перед сном прекрасно зажигал бра. Я его нашел, и он щелкнул – но свет не зажегся. Перед глазами по-прежнему стояла чернота. Такая, знаете, ничем не разбавленная…
Тут я вспомнил – эта проклятая начитанность! – «Камеру обскура» Набокова, где описана примерно такая же сцена, когда герой пытается включить лампу, не зная, что полностью ослеп. В груди как кипятком плеснуло – не пожелаю и врагу такого ощущения! Кипяток превращался в какой-то гейзер и заливал мне внутренности, сердце оборвалось и упало. Ужас тех минут не передать. Я лихорадочно щелкал выключателем без всякого результата, потом вдруг что-то щелкнуло внутри меня: может, лампочка перегорела? Не помню, как добрался до другого выключателя – того, что включал всю люстру. Ударил по нему. Эффекта ноль. Еще раз – то же самое. Так пришла одна из самых страшных минут моей жизни. Были и другие, связанные с потерей или страхом потери близких – только они были страшнее. Прошла минута – но сколько она в себя вместила! Я успел прожить всю оставшуюся жизнь – с поправкой на полную слепоту… Вынести это было нельзя – и я, вероятно, закричал…
В ответ защелкала настенная лампа около постели жены – так же бесплодно – но я ничего другого уже не ждал. «Свет, что ли, отключили?» – спокойно пробормотала она – и сразу же вспыхнул экран ее телефона, которым она силилась осветить пространство и понять, что со мной стряслось… Тогда были такие неуклюжие телефоны с кнопками, антеннами и ма-аленькими желтыми окошечками…
Я сполз на пол и так остался. Да, действительно, это отключили свет – и дали только в полдень, благодаря чему разморозились и слиплись пельмени в холодильнике.
Но с тех ужасных минут я как-то по-другому смотрю на мир. Он стал более драгоценным, мелочи как смело… Какие, позвольте спросить, пельмени? Бог миловал. Все остальное с Его же помощью переживем…
В кухне стало тихо. Совершенно. В этот момент каждый – снова за счастливым исключением маленькой девочки Оли, вспомнил свои ежеутренние просыпания здесь, под землей. Особенно первое. Вспомнил – и содрогнулся. И подумал: может, и переживем… а может….
– Теперь я, – слегка осипшим от еще не вполне переваренного впечатления почти крикнул Митя. – Я вспомнил, как мы с классом однажды сходили в цирк… Это в начальной школе еще было… Я тебе, мама, не говорил тогда – сам не знаю почему. Наверно, боялся, что ты расскажешь папе, а он меня накажет. Потому что он меня всегда на всякий случай наказывает… Ну, в общем вот как все было.
История четвертая, рассказанная школьником Митей, о том, как львы в цирке чуть не растерзали своих дрессировщиков, а заодно и зрителей.
Это не обычный был цирк, а такой, как большая брезентовая палатка – шапито, кажется… Он приехал из какого-то другого города. Было объявлено, что звери выступать будут БЕЗ КЛЕТКИ, и дрессировщики полностью уверены в своих животных… Почему это не ужаснуло нашу учительницу? Может быть потому, что в начале двадцатых годов, если помните, ужасные и фантастические события как-то вошли в норму, бдительность граждан притупилась… Это теперь, когда я взрослый… почти… я все понимаю, а тогда… Львы без клетки? Ну и что?
Места у нас были в четвертом ряду, мы с ребятами все отлично видели. Дрессировщиков было двое – мужчина и женщина, не помню их фамилий. И до поры до времени все шло хорошо – звери прыгали, куда им велели, ходили на задних лапах… Я прекрасно замечал, что животные делают свои трюки безо всякой охоты, да и выглядели они не очень хорошо: было понятно, что их мало кормят и много бьют. Несчастными казались эти львы и тигры – но мы и все другие зрители веселились, ничего не подозревая.
Настал момент, когда зверей рассадили на тумбы по окружности арены, готовясь к показу какого-то нового трюка. Один лев у меня на глазах махнул лапой – может, даже случайно – и в одно мгновение вышиб хлыст из руки дрессировщика. Хлыст отлетел далеко, а безоружный дрессировщик попятился. И вот тут у зверя на морде, которую я отчетливо видел, появилось выражение, которое даже я, первокласссник, легко прочел: «О-о! Так ты остался без этой штуки, которая делает больно? Ну, сейчас за все мне заплатишь…». И тело льва напряглось, готовое к прыжку… А другие звери, мгновенно оценив обстановку, очень заинтересованно и дружно забили хвостами, повернувшись кто к мучителю – а кто и к мучительнице, которая стояла в те секунды спиной, грозя своим хлыстом тиграм на другой стороне арены… Дрессировщик беспомощно оглянулся, не решаясь звать на помощь… Я похолодел, потому что как-то в один миг представил, что сейчас начнется: голодные звери сначала расправятся с ненавистной парочкой, и через несколько секунд рванутся в зал, полный женщин и детей, где возникнет паника. Мы все слишком близко, так что убежать явно не успеем… Как это все пронеслось в сознании за такое короткое время, – не знаю, но другие люди говорят, что в минуты опасности так и бывает.