Председатель

Соболев Николай

Немцы пальнули раз, другой, с их стороны донеслись команды, не иначе какой фельдфебель пытался организовать оборону. Значит, пора уходить и отрываться.

— Петя, слева, в просвет между насыпью и вагонами.

— Само собой, Михалыч! — весело отозвался Петя и его “мадсен” несколько раз причесал полотно дороги.

Немцы отползли за насыпь, разумно предпочитая сохранить головы целыми. Митя и бойцы подхватили свое хозяйство и легкой рысью побежали вглубь леса. Сзади еще пару раз стрекотнул “мадсен”.

Через час в заброшенной стодоле группа вместе с догнавшим их Петькой готовилась к возвращению. Последний

клин был израсходован, все задачи выполнены и пришло время переходить фронт обратно.

Митя укладывал мешок и улыбался, вспоминая, как он под личиной “швейцарского торговца щетиной” ездил по городам и весям, поднимал старые связи и явки, знакомился с немецкими офицерами, заказывал у кузнецов детали для клиньев и таскал их в лес неподалеку от железной дороги, где была обустроена база группы.

Отличные документы, хорошая легенда и три-четыре подписанных контракта в саквояже снимали все вопросы у оккупационных властей. А одна-две бутылки вина развязывали языки новым знакомым настолько, что пару раз Митя всерьез жалел, что у них нет “Норда-15”, до того интересные сведения выбалтывали нежданные собутыльники. Да, насколько бы эффективнее работали группы, будь у них быстрая связь…

Все порученное, как приучил его отец, Митя делал старательно и без упущений, хотя с большим удовольствием корпел бы сейчас в лаборатории у Морозова — там зависли несколько интересных проектов. Ну да ничего, война когда-нибудь закончится…

Дорога обратно, правда, обещала быть раза в три длиннее, чем была сюда — после неудачного наступления русская армия попятилась до Пинска, Барановичей и даже сдала Вильну. На редкость дурацкая затея это наступление, немцы и так противник серьезней некуда, а тут еще армия после революционных потрясений. Но Временным было позарез нужно выполнение союзнического долга — без него, как и без экспорта хлеба, кредитов не давали. И если с хлебом можно было кое-как отбоярится, ссылаясь на узость транспортного коридора на Романов и Архангельск, то от наступления не вышло…

Вопреки единодушному гласу генералов, Гучков и Корнилов продавили решение, не останавливаясь перед тем, чтобы смещать строптивых начальников и назначать на их места явных карьеристов. И армия, понукаемая из Петрограда, двинулась вперед. Снарядов, винтовок и патронов на этот раз было в достатке, но не было главного — желания воевать. Солдатам война осточертела уже давно, генералы и полковники считали всю затею безумием и тихо саботировали, выдвиженцы орали и топали ногами, но не имели ни опыта, ни веса для того, чтобы успешно руководить войсками.

И когда германец ударил навстречу, все посыпалось.

Контрудары немецких корпусов не просто срезали вырвавшиеся вперед русские части, но и на плечах беспорядочно отступавших полков пробились через непреодолимую ранее оборону. Оставшись в окружении, быстро сдались крепости Гродно и Ковно, пали Луцк и Тернополь, нависла угроза над Ригой, вокруг которой спешно создавали укрепленный район.

Что называется, не было бы счастья, да несчастье помогло — начатые одновременно с русским наступлением диверсии особых команд Болдырева оказались гораздо эффективнее в условиях наступления немецкого. Угольные мины рвали котлы паровозов, горели пакгаузы, взрывались водокачки, падали под откос поезда — немецкая логистика вздрогнула и затормозила. Нет, не остановилась,

у Второго рейха еще было достаточно сил на то, чтобы усилить охрану, пускать перед составами дрезины, выстроить драконовский режим вокруг паровозных депо и угольных бункеров. Но перевозки за наступлением уже не успевали и фронт снова встал, тем более что на западе не считаясь с потерями давили англофранцузы, снова шли кровопролитные бои при Изонцо и высадились первые американские дивизии.

Помозговав над картой, Митя выбрал южный маршрут, надеясь перейти линию соприкосновения в районе Пинска. Фронт здесь выглядел странно — саперы не рыли сплошных траншей на многие километры. Да много чего они тут не рыли — ни трех позиций, ни окопов в полный рост и более, ни ровиков для орудий и мортир… Даже ходы сообщения отсутствовали, чего уж говорить про “лисьи норы”, блиндажи, заглубленные укрытия для лошадей или полевых кухонь. Кое-где на сухих возвышенных местах вгрызались в землю рота-другая, но и там зачастую окопы строили “вверх”, насыпая бруствера или складывая их из найденных в округе камней. Даже сколачивали или сплетали щиты или втыкали вдоль мелких ходов деревца, лишь бы скрыть передвижения от взгляда противника. Впрочем, враг мог подобраться близко только там, где имелось такое же сухое и высокое место — вокруг расстилались болота, в которых тонули даже колья, потому колючую проволоку с развешанными на ней консервными банками натягивали почти вплотную к передовым окопам.

Пространство же между опорными пунктами стерегли редкие секреты на кочках, патрули и конные разъезды, но чем дальше на юг, тем больше места захватывали болота и тоньше становилась оборона, постепенно теряясь в глубине топей.

В силу такой разреженности позиций все неудобство перехода фронта свелось к тому, что приходилось скакать между водных бочажков, упираясь слегой и ставя ноги след в след за проводником. Ну или лежать по уши в грязи и воде, дожидаясь, пока пройдет очередной патруль, отчаянно ругавший те же самые воду и грязь.

Наконец, проводник махнул рукой и показал на восток:

— Дальше вроде русские. Вон, тропинка, по ней идите. Если что — вправо, в болото, там не топко, но скрыться можно, не полезут.

То, что это своя сторона стало ясно уже через час, охотников, радостных от того, что выбрались на сухое, остановил резкий окрик:

— А ну стой! Хальт! Бросай оружие!

— Свои!

— Ща поглядим, какие свои! Бросай оружие!

Митя кивнул, группа аккуратно сложила винтовки и пулемет в козлы и отошла на несколько шагов в сторону. После свиста из кустов показались три казака, к ним вскоре присоединились еще человек десять — не иначе, как разъезд.

— Кто такие?

— Отдельная команда охотников Западного фронта.

— Почему в штатском? — вихрастый вахмистр ткнул винтовкой в сторону Мити.

— Я поручик Скамов. Доставьте нас в штаб полка.

Бородатый детина увлеченно потрошил саквояж Мити, вытащил оттуда швейцарские документы и ахнул:

— Немец!

Казаки набычились. Гражданская одежда и немецкие документы вполне тянули на повешенье — если захваченных в своей форме разведчиков просто брали в плен, то попавшиеся в штатском или, того хуже, в чужой, однозначно считались шпионами. А со шпионами все воюющие стороны не не церемонились на вполне законных основаниях.