Предсказание для адвоката
Шрифт:
– Вы позволите? – он указал на пачку сигарет, которые лежали на столе следователя.
– Пожалуйста, – отозвался тот. – Берите, но у меня не самый дорогой сорт.
– Чепуха, – сказал хирург. – А огоньку?
– Конечно.
Следователь чиркнул зажигалкой. Грек закурил, слегка закрыл глаза, словно вообще забыл о том, что ему задали вопрос. Майков терпеливо ждал. За окном прозвенел трамвай. Рабочий день кончился. Люди спешили домой.
– Я должен обратиться в правоохранительные органы, – сказал
– И всегда вы это делаете?
– Случалось. Но, видите ли, врач – это не медиум и не провидец. Откуда ему знать, что помощи просит преступник? По вполне понятной причине, это лицо не спешит с исповедью. Зачем ему говорить, что он скрывается от милиции? Он находит банальное объяснение – его не устраивает собственная внешность, только и всего.
Хирург хотел стряхнуть пепел, но пальцы, его ловкие, проворные пальцы, творившие чудеса на операционном столе, почему-то задрожали. Может, в кабинете прокуратуры было холодно? Пепел упал на брюки.
Майков чувствовал, что собеседник нервничает. Это состояние, как заразная болезнь, передалось и ему. Он знал, что ведет беседу в верном направлении, но фактов в его распоряжении было маловато. Один неловкий вопрос, и Павел Грек поймет, что у его преследователя не так много шансов.
– Согласен, что врач не всегда понимает, что имеет дело с преступником, – осторожно сказал он. – Но ведь иногда сам характер повреждений свидетельствует о том, что совершено противоправное деяние.
– Например?
– Например, сломанный нос, ожоги, кровоподтеки.
Грек недоуменно уставился на следователя.
– Да-да. Это маленькая подробность из жизни супругов Кротовых, – выложил козыри Майков. – Ведь вам это известно лучше, чем кому-нибудь другому.
Хирург несколько секунд смотрел на следователя, словно переваривая услышанное. Потом решительно потушил сигарету:
– Так вас интересуют Кротовы?
Создавалось впечатление, что у него гора упала с плеч. Он откинулся в кресле. Поперечная морщина на лбу разгладилась. Следователь же интуитивно почувствовал, что совершил какой-то промах. Но останавливаться на полпути не имело смысла.
– Да, меня интересует эта пара. Скажите, характер м-м-м… этих воздействий мог быть случайным?
– Вы хотите спросить, может ли человек причинить себе такие повреждения самостоятельно?
– Да. Именно так.
– Не думаю. Причинять себе кровоподтеки и ожоги – это уж слишком. Кроме того, я бы исключил и бытовое происхождение этих повреждений. То есть, конечно, можно предположить, что жертва упала с лестницы и сломала нос. Но при чем тогда ожоги? Если, зазевавшись, уселась голой попой на сигарету, то почему тогда сломался нос?
– Ну, а если, упав с лестницы и сломав нос, жертва уселась на табурет с несколькими горящими окурками? Правда, доктор, это все объясняет?
– А вы – шутник, – улыбнулся Грек.
– И вы тоже, – ответил любезностью следователь. – Тогда ответьте, почему при наличии данных о том, что было совершено насилие, вы не информировали соответствующие органы? Вместо того вы выправили нос, провели лечение и взяли гонорар. Я полагаю, не маленький.
Хирург уже полностью пришел в себя. Он лениво улыбнулся.
– Я думаю, ответ вам известен, – сообщил он. – Семейные разборки. Домашнее насилие. Я так понимаю, что эта тема малоинтересна даже для милиции, что же вы хотите от меня? Дело житейское – разберутся.
– И вы так просто об этом говорите? – возмутился Майков. Цинизм этого врача не имел границ! – Бедную женщину истязают целенаправленно, обдуманно. А вы, словно сапожник, латаете дыры и готовите ее к новым мучениям. Да задумывались ли вы, какой страх, какую безысходность может испытывать женщина, когда на ее пути оказываются такие жестокие и равнодушные дельцы?
– Подождите…
– Это вы подождите! Я так предполагаю, что между вами и Кротовым сложились вполне мирные отношения. Один калечит, другой лечит. Бьюсь об заклад, это был не единственный случай, когда вы лечили Марию Кротову. Так ведь?
– Я только хочу сказать… – поднял руку доктор, но следователь, распалившись, не заметил этого жеста. Странное дело, его собственный страх, собственная неуверенность куда-то испарились. Он был потрясен не столько жестокостью Кротова, измывающегося над своей женой, сколько равнодушной деловитостью врача, без брезгливости принимающего грязные деньги.
– Это выходит за пределы моего понимания! – удивлялся он. – Это же какое падение нравов! Бизнес на крови и слезах. Что вы можете сказать в свое оправдание?
– Ну неужели? Мне дали слово? – Хирург выглядел почему-то злым. – Все, что вы тут мне наговорили, полная чушь. От начала до конца.
– Что? Вы хотите сказать, что никаких издевательств не было? – следователь даже задохнулся от гнева. – Вы же сами сказали…
– Говорил, – как ни в чем не бывало произнес Грек. – Были и следы плеток на спине, и ожоги на ягодицах, и сломанный нос.
– Ну так и что же?
– А то, что Константин Кротов не имеет к этому отношения. Он и пальцем не трогал свою жену. Вы так ничего и не поняли? Эти повреждения причинила Мария. Это она истязала своего мужа…
– Если это шутка, то мне не смешно, – неуверенно сказал следователь. Его смущало лицо Грека. Оно выражало что угодно, только не желание сыпать остротами. Хирург был мрачен, словно только что из него клещами вытащили страшную тайну.
– Это может показаться абсурдом. Я бы на вашем месте так и решил, но это правда, – повторил он.