Предсказанное. Том 1
Шрифт:
Панель превратилась в окно виома, из которого выглянул дежурный североамериканского СПАС-центра:
– Майкл, вам «две семерки» по треку. [44]
– Причина?
– Разве ваши мудрецы сообщат? Но я понял, что речь идет о какой-то жутко необычной находке.
Лондон оглянулся на Ромашина, тот встал.
– Орилоун?
– Похоже на то. Где именно, Джо?
– Русский север, полуостров Таймыр. Больше ничего не знаю.
– И на том спасибо. Идемте, Игнат. Кажется, интуиция вас не подвела. Да и моя меня
44
Трек – тревожный канал; «две семерки» – вызов по тревоге общей степени, когда счет идет на секунды.
Обменявшись понимающими полуулыбками, они вышли из квартиры и поднялись к причалу дежурных машин, где Лондона всегда ждал скоростной куттер.
ГЛАВА 3
Сложена была Карой великолепно. В своем таитянском парео, загорелая до бронзового свечения, она казалась Мальгину Алкменой, дочерью царя Электриона, чья исключительная красота заставила даже Зевса обратить на нее внимание.
Плавала она бесшумно и надолго уходила в глубины заводи, словно поддразнивая хирурга, пугая его своей смелостью. Мальгин лежал на берегу, покусывая травинку, и думал о том, что наряд женщин не должен быть вызывающим, намек на тайну всегда интереснее и привлекательнее; полное откровение всегда интимно и редко не возбуждает самого примитивного желания, но Карой и в парео не вызывала у Мальгина вожделения, лишь восхищение и невольное легкое волнение.
Они позавтракали у костра вместе с отцом Клима, выпили по кружке вкусного чая, пахнущего дымком, малиной и чабрецом, потом Мальгин-старший отбыл на лодке вниз по течению, скрылся за излучиной реки. Карой предложила искупаться и позагорать, и Мальгин, в душе забавляясь непосредственностью женщины, своей растерянностью и ожиданием неизвестных, но приятных событий, первым полез в воду.
Говорили они мало, ограничиваясь в основном междометиями и малозначащими замечаниями. Клим испытал мимолетное разочарование, когда вместо Купавы увидел на берегу Карой. Но теперь уже не жалел, что его одиночество – отец не в счет – получило пробоину.
– Что вы на меня так смотрите? – спросила девушка, выходя на песчаную отмель и стряхивая с волос капли воды.
Мальгин отвел взгляд от ее точеной загорелой груди с маленькими темными сосками и подвинулся на махровой простыне. Карой села. Потом легла навзничь, зажмурясь и подставляя лицо солнцу.
– Господи, как хорошо!
Мальгин тихо засмеялся.
Карой открыла глаза.
– Что вы смеетесь?
– Просто так. Рад, что вы нашли меня… хотя час назад готов был убить на месте всякого, кто пожелал бы нарушить мой покой.
– Я это заметила. И все-таки вы не ответили на вопрос. Когда я выходила на берег, вы смотрели на меня, как…
– Бальзак.
– Нет.
– Македонский.
– Я не то хотела сказать, а вы, кстати, Клим Мальгин, и им останетесь, хотя что-то от Македонского в вас, пожалуй, есть. – Карой оценивающим взглядом окинула поджарую фигуру хирурга. – Нет-нет, не напрягайте мышцы, я уже поняла, чем вы похожи – шрамами
Мальгин снова засмеялся, с удовольствием.
– Благодарю за столь лестное сравнение, но есть еще одна вещь, которая объединяет меня с великим Александром: упрямство. Знаете, о чем я подумал, глядя на вас?
– Честно?
– Вполне. Вы – копия Алкмены, жены Амфитриона, красота которой опьянила Зевса до такой степени, что он три дня и три ночи…
– Не продолжайте. – Карой задумчиво разглядывала лицо Мальгина. – В результате их встречи родился Геракл, так? Я хорошо помню эти мифы, они интересны тем, что женщины в них равны мужчинам почти во всем. Поцелуйте меня…
Мальгин, замерев, долгое мгновение смотрел в глаза Карой, постоянно меняющие цвет от желто-рыжего до черного, наклонился и поцеловал ее в полуоткрытые, пухлые, необычайного рисунка губы. Отодвинулся.
– Еще, – прошептала она с закрытыми глазами.
Клим вздохнул, покачал головой, сказал коротко:
– Хан.
– Что? – Карой изумленно распахнула глаза.
– Джума узнает, – серьезно сказал он. – Вызовет на дуэль и убьет, я его знаю.
Она не ответила, снова закрывая глаза и отворачиваясь. Несколько минут прошло в молчании.
– Вы обиделись? – негромко сказал Мальгин, укладываясь рядом и тоже подставляя лицо солнцу, по сравнению с Карой он казался незагорелым.
– Знаете, что мне в вас нравится? – проговорила женщина. – Не поверите.
– Простота.
– Не гадайте, у вас это плохо получается, к тому же вы очень непростой человек, Мальгин, хотя и очень открытый. Вы интересный собеседник, прекрасный специалист, хороший организатор, смелый и решительный человек, и прочее, и прочее, но меня тянет к вам просто как к мужчине. И я не могу этому противиться. И не хочу. Не верите?
– Почему, верю, – сказал Мальгин, чувствуя легкий эйфорический звон в ушах, словно от избытка кислорода. – А как же Джума?
Карой резко привстала, повернулась к хирургу, как разъяренная тигрица, на Клима глянули бездонные черные омуты. Он опасливо отодвинулся.
– Извините, Карой, я не хотел… честное слово, больше не буду.
– С Джумой у меня все иначе, хотя вряд ли я смогу объяснить как. Помните у Блока? «Принимаю тебя, неудача, и удача – тебе мой привет…» Джума – моя неудача, и не надо было напоминать мне о нем, я думала о вас…
Мальгин не дал ей договорить, поцеловал еще раз и не отпускал, пока она не задохнулась. Пробормотал:
– Есть такой закон: с пола упасть нельзя. Лично я нахожусь на полу, и падение мне не грозит. А вам?
– Мне тоже. – В глазах Карой сквозь изумление, гнев, вопрос, растерянность и колебания пробился опасный блеск взаимопонимания.
– Тогда следуйте за мной. – И Мальгин пополз по траве к шалашу, сделанному из лещины и осоки. Эйфорический звон в ушах усилился, перекрывая нудный шепот внутреннего «контролера», думать не хотелось ни о чем и ни о ком, кроме лесной феи, принявшей облик Карой и глядящей ему вслед с радостью и недоверием. Тогда он встал, вернулся и подхватил ее на руки…
Карой улетела в полдень, вызвав по рации видеобраслета из ближайшего поселка загородный пинасс.