Предварительный заезд

Фрэнсис Дик

Кропоткин вышел было вперед, чтобы встретить нас. Но никто не смог бы пройти по липкой грязи, не оставив в ней ботинки, поэтому когда мы с гнедым вернулись, сделав круг, тренер стоял на площадке перед конюшнями.

Кропоткин выказывал изрядное волнение, но, как ни странно, только из-за лошади. Когда я спешился и вручил поводья потрясенному Мише, тренер что-то загремел своим басом профундо, принялся ощупывать ноги лошади и внимательно осматривать ее. В конце концов он произнес длинную фразу и взмахнул рукой. Этот жест выражал

что-то среднее между гневом и извинением. Стивен перевел:

– Мистер Кропоткин говорит, что он не знает, откуда здесь взялся фургон. Это один из тех фургонов, в которых перевозят лошадей олимпийской сборной. А сегодня мистер Кропоткин не заказывал фургона на ипподром. Они всегда стоят около конюшен через улицу. Он уверен, что ни один из их водителей не стал бы так странно ездить между сараями. И еще он не может понять, почему вы и лошадь стояли на дороге у фургона, когда он выезжал. Тут Стивен поднял брови.

– А мне кажется, – с сомнением в голосе произнес он, – что вы не стояли на дороге. Этот проклятый рыдван сам погнался за вами.

– Ничего подобного, – возразил я. – Скажите мистеру Кропоткину, что я хорошо понял его слова и очень сожалею, что оказался на дороге у машины. Еще скажите, что я рад, что лошадь не получила повреждений, и не вижу оснований посвящать кого бы то ни было в события этого утра.

– Вы быстро учитесь, – сказал Стивен, покосившись на меня. – Переведите ему все, что я сказал.

После того как Стивен выполнил мою просьбу, манеры Кропоткина резко изменились, и только тут я понял, насколько он взволнован. Тренер сразу расслабился, и на его лице появилось подобие улыбки. Русский ответил фразой, которая вызвала у Стивена меньше сомнений, чем предыдущая.

– Он говорит, что вы ездите верхом как казак. Это что, комплимент?

– Пожалуй.

Кропоткин опять заговорил. Стивен перевел:

– Мистер Кропоткин говорит, что постарается сделать для вас все, что в его силах.

– Большое спасибо, – ответил я.

– Друг, – медленно прогудел бас, коверкая английские слова, – вы хороший наездник!

Я поправил очки и в очередной раз предал мысленному проклятию людей, которые запретили мне участвовать в соревнованиях.

Примерно полмили мы со Стивеном шли до места, где, по словам Кропоткина, была стоянка такси.

– Я подумал, что вы помчитесь в полицию, – сказал Стивен.

– Нет, – ответил я, счищая грязь со своей шапки, которую кто-то подобрал, – только не здесь.

– Не в этой стране, – согласился он. – Если вы будете здесь жаловаться в полицию, а точнее в милицию, то скорее всего сами окажетесь в тюрьме.

Голова у меня замерзла, и я надел шапку, не дочистив.

– С Хьюдж-Беккетом случился бы удар.

– Все равно, – настаивал Стивен, – что бы ни говорил Кропоткин, фургон пытался задавить вас.

– Или Мишу. Или лошадь, – ответил я.

– Вы в это верите?

– Вы рассмотрели водителя? – спросил я вместо

ответа.

– И да, и нет. На нем был шерстяной подшлемник. Так что видны были одни глаза.

– Он чертовски рисковал, – протянул я, – но был близок к успеху.

– Вы очень спокойно все это воспринимаете, – удивился Стивен.

– А вы предпочли бы, чтобы я бился в истерике?

– Пожалуй, нет.

– А вот и такси. – Я помахал рукой, машина свернула и затормозила около нас. Мы сели.

– Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так вскакивал на лошадь, сказал Стивен, когда машина тронулась. – Только что стояли на земле, а уже через секунду мчались галопом.

– Никто не знает, на что он способен, пока не почувствует затылком дыхание Немезиды.

– Вы кажетесь этаким маменькиным сынком из телерекламы, – продолжал Стивен, – а на самом деле... – Ему не хватило слов, и он умолк.

– Да, – согласился я. – Типичный неврастеник, не так ли?

Он хохотнул.

– Кстати... Миша дал мне свой телефон. – Порывшись в кармане, он достал смятый клочок бумаги.

– Пока Кропоткин пытался ловить вас, он сказал, что хочет что-то сказать вам с глазу на глаз.

– Как вы думаете, водитель может знать английский? – спросил я.

Стивен ничуть не встревожился.

– Никто из них не знает, – сообщил он. – Вы можете сказать, что от него воняет, как от выгребной ямы, а он и ухом не поведет. Попробуйте!

Я попробовал. Ухо не пошевелилось.

Мы вернулись вовремя, и я успел к ленчу в ресторане "Интуриста". Суп и блины оказались вкусными, и мороженое с черносмородиновым вареньем было, как всегда, отменным. Но мясо с тертой морковью, мелко нарезанным салатом и так же мелко наструганным жареным картофелем отправилось на противоположный край стола, к Фрэнку.

– Так вы совсем отощаете, – без особого беспокойства заметила миссис Уилкинсон. – Вы не любите мясо?

– Я произвожу его, – ответил я. – Говядину. На ферме. Так что это не мясо. На него смотреть противно.

– Никогда бы не подумала, что вы работаете на ферме, – заявила она, с сомнением оглядев меня.

– Ну... В общем, работаю. На своей собственной ферме. Она досталась мне в наследство от отца.

– А вы умеете доить коров? – с вызовом спросил Фрэнк.

– Да, – спокойно ответил я. – И доить, и пахать землю. Мне много приходилось этим заниматься.

Он оторвался от тарелки с моим завтраком и бросил на меня свирепый взгляд. Но я сказал чистую правду. С сельскохозяйственными работами я познакомился, когда мне было не более двух лет, а через двадцать лет в колледже изучил их технологию. С тех пор я провел на правительственные субсидии ряд исследований по влиянию химических веществ на почву и продукты. Для экспериментов у меня был отведен изрядный участок. После верховой езды сельское хозяйство было моим любимым занятием... А теперь единственным, напомнил я себе.