Предвестники табора
Шрифт:
— Но я пока затрудняюсь это сделать — вопросов было слишком много.
— А вы попробуйте…
Я вдруг почувствовал, что мы начинаем вести с ней некую странную словесную игру, и оба хотели бы ей воспротивиться, но… только не сейчас, чуть попозже.
А потом еще и еще чуть позже… еще чуть…
Это было для меня крайне необычно; я вдруг понял, что очень скоро мы не выдержим, и формальная сторона общения начнет уходить.
Видишь, Макс, с самого начала Маша подарила мне нечто новое“.
Маша предложила Мишке
„Приехать?“.
„Ну да, и прямо сейчас“.
Я было принялся объяснять ей, что лишь консультирую клиентов, а если ее интересует оценка предприятия на месте, то надо обратиться в…
— Но я прошу вас, — твердо сказала она, сделав ударение на последнее слово.
— Меня?
— Да, вас.
— Послушайте, я не могу бросить работу и…
— Когда заканчивается ваш рабочий день?
— Через полчаса.
— Хорошо, я подожду.
— Вы предлагаете мне поработать сверхурочно?
— Да, вы не против?
— Можно один вопрос, — легкая улыбка; я поднял вверх указательный палец.
— Пожалуйста.
— Почему вы хотите, чтобы это был я?
— Потому что мне рекомендовали вас — как одного из самых компетентных и квалифицированных сотрудников.
— Неужели? Кто рекомендовал, если не секрет?
— Ваши коллеги, — ответила она.
После этого я начал уже подозревать, что моя встреча с ней не случайна».
— В каком смысле? — спросил я Мишку. — Ты заподозрил, что твои коллеги занимаются сводничеством?
— Что-то в этом духе, да.
— Они знали о твоей… — я запнулся, — …ситуации?
— Ну… да, пара человек знала. Но только в общих чертах.
«Предприятием, подлежавшим ликвидации, оказалась обувная фабрика, хиленькая, половина станков с десятилетней амортизацией. Когда уже по прибытии я просматривал документацию, обратил внимание на фамилию владельца — Проскурин.
— Это ваш…
— Это мой отец. Он умер несколько недель назад, — я заметил, что сказала она это как бы невзначай, безо всякого выражения.
Я спросил ее, почему она хочет ликвидировать фирму, которая приносит доход, пускай и небольшой. Можно продать ее. Маша ответила, что для нее это слишком накладно — искать покупателя; легче закрыть и пустить все с молотка. А потом еще прибавила (очень ровно):
— Эта фирма принадлежала моему отцу.
Я вздрогнул, но спрашивать ничего не стал, а вперился в устав, который она мне дала. Маша продолжала (после небольшой паузы):
— Я здесь не живу, я приехала сюда всего неделю назад.
— Вы с отцом не были близки?
— Я вообще не знала его — практически.
Она взглянула на меня молча; снова выдержала паузу, находясь в нерешительности (а может быть, в тот момент мне просто хотелось так думать). Потом произнесла:
— Лучше покончить со всем этим.
— Вы хотите, чтобы ничто вам не напоминало о нем? — не выдержал я.
Я переступил еще одну
Я был не в силах определить причин, однако Маша вызывала у меня все большее расположение. Вопреки даже тому, что я-то никогда бы не стал поступать на ее месте так, как она собиралась поступить. Я испытывал чрезвычайно интересные ощущения. Вообще я позже сделал весьма важный вывод, Макс: по-настоящему любишь человека, который тебе интересен», — сказал это Мишка даже с назиданием; я узнал этот тон, — Маша ответила мне, что ничем не обязана своему отцу и не любила его. И я поразился спокойствию, с которым она это говорила.
«Послушайте, давайте займемся уставом, если вы не против…»
Наши взгляды встретились. (Мы сидели в кабинете ее отца, по разные стороны стола, — ровно такое же положение, друг против друга, как и два часа назад, будто и не покидали моего кабинета, — только теперь я сидел в клиентском кресле). Я подумал: «Она, наверное, видит, как мои глаза торчат поверх этого устава», — и мне стало почему-то забавно, и я даже улыбнулся, но лист бумаги, слава Богу, скрыл мою не слишком уместную улыбку.
«Конечно», — я опустил взгляд. (За секунду до этого мне показалось, будто что-то скользнуло в ее зрачках. «Неужели она все-таки видела эту улыбку?.. Да нет, не может быть»).
И так мы снова принялись обсуждать ликвидацию предприятия, которое приносило доход. Первый этап ликвидации, второй, там несколько пунктов, а в этом, третьем пункте еще важный подпункт, а впрочем, нет, он отсутствует, потому что предприятие приносит доход, и часть проблем с кредиторской задолженностью отпадает… Наконец, смешно стало — я пригласил ее в кафе.
Там я признался Маше, что впервые смеялся над несуразностью бумажной волокиты.
«Почему это произошло с вами теперь?»
«Я не знаю… Скажите, а вы знакомы с кем-то из моих коллег?»
«Что?.. — она посмотрела на меня. — В каком смысле?»
«Вы… вы же сказали, что кто-то порекомендовал меня».
Маша так и продолжала пристально смотреть на меня, потом вдруг улыбнулась.
«A-а. Я все поняла».
«Что вы поняли?» — я покраснел.
«Вы хотите знать, не старался ли кто-нибудь специально нас с вами познакомить. Другими словами, случайна ли наша встреча».
Такой прямолинейности я не ждал, а потому вспыхнул; затем пробормотал:
«Ничего подобного», — но тон вышел извиняющимся, так что я выдал себя с головой.
Маша сказала (выдержав значительную паузу):
«Нет, наша встреча совершенно случайна. Хотя мне действительно рекомендовали вас ваши коллеги», — смотрела она при этом в сторону и опять улыбалась.
Я выдавил:
«Рад это слышать».
«То, что никто из ваших коллег не занимается сводничеством?»
«Нет, то, что мои коллеги ценят мои деловые качества», — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более официально.