Предвестники табора

Москвин Евгений

— Ну… положитесь на меня.

— Хочешь сказать, он не уломает тебя на какую-нибудь глупость?

— Нет.

— Не верю. Приедете на дачу, и сразу вспомните старое — я же знаю!

— Да Макс даже и не будет стараться меня уламывать, — сказал, между тем, Мишка.

— Ну уж конечно!

— Да-да, я абсолютно в этом уверен, и то, как он недавно отреагировал на ваш вопрос, разве не прямое это доказательство, что не будет? Если бы он только и желал, что вырваться и начать творить бог весть что, знаете, как бы он сейчас тут вас упрашивал! — Мишка глядел на меня и улыбался, — а он просто

сидит отвлеченно.

— Верно, — не могла не признать мать; теперь уже в ее голосе звучало явное дружелюбие — по отношению к Мишкиным словам, — отвлеченно. Верно…

— Так что…

Меня, конечно, опять задело: они разговаривают и обсуждают меня так, будто я какой-то музейный экспонат, — но я стерпел.

Гораздо более удивительным было то, что Мишка сейчас вытащит у моей матери согласие. На такое! Теперь уже было понятно, что вытащит. И еще одно…

«Я еду на старую дачу». Как только я ясно сказал себе это, сразу почувствовал неприятное жжение где-то в районе грудной клетки. Что это? Опаска?..

Я понял, что совершенно не горю желанием ехать туда; предпочел, однако, помалкивать про это, — во-первых, потому что иначе это означало бы дать слабину — нет, не такой я трус, чтобы никогда там больше не появиться! (Стоп… трус? С чего это вдруг мне пришла мысль именно о трусости?..) Во-вторых, еще страшнее оказались бы для меня Мишкины расспросы — в том случае, если бы я открыто заявил, что ехать не хочу, — думаю, я поставил бы себя в положение того несчастного школьника, о котором нам рассказывала учительница в начальной школе: он входит в класс с позеленевшим от горя лицом, и все его одноклассники начинают выспрашивать: «А что у тебя случилось? Что стряслось?.. Расскажи!.. Ты какой-то расстроенный… ты себя плохо чувствуешь?» и т. п. Слова, слова… сыплющиеся со всех сторон, они заставляют окончательно пасть духом, разреветься и выбежать вон…

Слава Богу, я хотя бы имел еще возможность, шанс не поставить себя в такое положение!.. «Не говори ни слова — и только. Мы поедем на дачу… на нашу старую дачу — пускай! О Господи, я справлюсь… будет тяжело, но все лучше, чем выдать себя сейчас».

Паршивее всего было то, что когда я говорил себе, что все эти мысли чертовски глупы, я никак не мог избавиться от впечатления, будто убеждаю себя в этом. В результате решил убеждать себя в чем-то более прозаичном: «Не переживай, лучше подумай о том, что коттедж дяди Жени у тебя уже в печенках сидит, как и все остальное с ним связанное; как и сам дядя Женя…»

Пускай, это и не имело отношения к тому, что теперь во мне происходило, а все же мне сразу стало значительно легче.

Мишка, тем временем (дабы блистательно завершить начатое), ослабил притязания: снова вернулся к теме гаража, все говорил про то, что «надо обязательно все четко переоформить; а потом замок сменить и… слушайте, а с подвалом там как дела обстоят? Там же, небось, подвал давно подтекает, да? Макс что-то такое сказал… (Я ни разу и слова ему не говорил по поводу подвала и вообще ничего о гараже). Да-да, подвал… и это тоже решим — досками потолок заделаем».

Мать предприняла последнюю попытку, чтобы, так сказать, спасти себя от «опрометчивого разрешения»:

— Разбирайся

с гаражом, заканчивай, а потом приезжай к нам на дачу, погостить. Ты, между прочим, дяде Жене очень понравился.

— Понравился, говорите? И мне тоже так показалось… — лицо Мишки приняло нерешительное выражение.

— Да-да… Он мне и на поминках об этом говорил. Ладно, все. Поедешь к нам в гости, в наш загородный дом — и точка.

Вот тут-то он и уложил мою мать на обе лопатки: если он отправится к дяде Жене, то ему придется задержаться там не меньше, чем на неделю, — иное было бы просто неприличным, — «а на неделю я не могу, я же и летом работать продолжаю, так что… наша родная дача выглядит гораздо предпочтительнее: поедем туда на выходные, в пятницу вечером… в понедельник утром уже вернемся — мне во второй половине дня на работу».

На работу. Ему надо на работу — перед таким аргументом мать уже не могла устоять!

До сих пор мною владела резкая смена настроения — одного на прямо противоположное, — только теперь это все чаще касалось идей, рождавшихся в моей голове.

«Да будет тебе пилить его, — сказал как-то дядя Женя моей матери, — ну засмеялся человек ни с того, ни с сего — что здесь такого? Может быть, переходный возраст раньше наступил».

Мать ответила ему, что у меня больше половины жизни — с пяти-шести лет — переходный возраст, — «я же помню все его младенческие маразмирования и закидоны. А теперь подростковые начинаются. Психоз — ни конца, ни края ему нет».

«Психоз!.. Ну, не преувеличивай», — дядя Женя, помнится, нахмурил бровь. (Только одну).

Мать смотрела на меня, презрительно сощурив глаза. (Правый был сощурен чуть больше).

«Когда ж ты, наконец, станешь нормальным человеком!»

Мишка, когда сам стал свидетелем, разумеется, отреагировал иначе.

Сразу за тем, как ему удалось-таки уломать мою мать с этой поездкой на старую дачу, у меня, наконец, появилась возможность утащить его в свою комнату.

Больше всего мне, конечно, хотелось показать ему пару глав из нового романа, который я теперь писал.

В коридоре я, сам не знаю, почему, принялся яростно, заливисто хихикать — даже с каким-то истерическим оттенком — что, учитывая мое недавнее, совершенно спокойное настроение, конечно, Мишку удивило.

— Что с тобой такое?

— Ни… ничего… — стараясь остановить смех, я принялся прикрывать рот рукой, но от этого смеялся только еще больше, потому что меня смешили уже сами эти «насильственные действия» над собственными губами.

Мишка и сам уже стал смеяться.

— Сидел, витал, и вот тебе раз — вернулся на землю.

— У меня… так… бывает… — эту короткую фразу я выговорил в три этапа, так и продолжая перемежать слова истерическим хохотом.

— Вернулся с другой планеты, и твое сознание не выдержало земного притяжения.

— С другой планеты… хаха-хахаха… ха-ха.

Это еще бы долго продолжалось, если бы Мишка вдруг не спросил:

— Или ты радуешься тому, что мы поедем на старую дачу?

Я моментально перестал смеяться.

— Нет, не поэтому.

— Ага!.. Так ты не рад? Я так и понял!