Предводитель волков. Вампир (сборник)
Шрифт:
Ее распущенные волосы были сколоты всего тремя или четырьмя бриллиантовыми шпильками и с одной стороны падали на плечо, с другой же одним большим локоном ниспадали на грудь.
Под домашним платьем из розовой тафты, украшенным струящимся гипюром, обрисовывались гармоничные линии ее податливого и гибкого тела, освобожденного от фижм.
На ней были такие тонкие, прозрачные шелковые чулки, что можно было смело сказать, что это не ткань, а перламутрово-белая плоть.
Наконец, ее детские ножки находились в плену серебряных парчовых туфелек с вишневыми
Никаких украшений. Ни браслетов на руках, ни колец на пальцах; лишь нить жемчуга на шее, но какого жемчуга! Королевской цены.
При виде этого лучезарного видения Тибо упал на колени.
Роскошь и красота, неотделимые друг от друга, казалось, подавили и согнули его.
– О да! На колени, ниже, еще ниже… Целуйте мне ноги, целуйте ковер, целуйте пол… я вас все равно не прощу… Вы чудовище!
– Осмелься я сравнить себя с вами, сударыня, то и куда хуже чудовища.
– О! Делаете вид, будто не поняли смысла моих слов, и думаете, что я говорю о внешности, а я имела в виду вашу нравственность! Да, разумеется, вы должны были бы быть чудовищем, если бы ваша коварная душа отражалась на лице. Но нет, это не так, и, несмотря на дурные поступки, на подлость, вы остаетесь самым красивым дворянином окрестностей. Полно, сударь, вам должно быть стыдно!
– Быть самым красивым дворянином в окрестности? – спросил Тибо, который по тону прекрасно понимал, что преступление, которое он совершил, вовсе не непростительно.
– Нет, сударь. Иметь самую черную душу, самое коварное сердце, которое только может скрываться под золоченой оберткой! Довольно, вставайте и подойдите, чтобы дать мне отчет в своем поведении.
Графиня протянула Тибо руку: и даруя прощение, и требуя поцелуя. Тибо взял нежную руку и поцеловал ее. Никогда его губы не прикасались к такому атласу! Графиня указала псевдо-Раулю на козетку и села первой.
– Отчитайтесь вкратце, чем вы занимались после последнего визита, – сказала она.
– Прежде скажите, дорогая графиня, – подхватил Тибо, – какой эпохой датируется мой последний визит к вам?
– Славно! Вы позабыли! Вот как! В подобном не признаются – по меньшей мере, если не стремятся к разрыву.
– Совсем напротив, дорогая Джейн! Этот визит так жив во мне, что, кажется, был лишь вчера, и сколько я ни обращаюсь к воспоминаниям, не припоминаю, чтобы совершил со вчерашнего дня иное преступление, кроме того, что люблю вас.
– Ну что же, неплохо! Но с помощью комплимента вам не сгладить дурного поступка.
– Дорогая графиня, – взмолился Тибо, – а не отложить ли нам объяснение?
– Нет, сначала отвечайте! Я вас не видела уже целых пять дней. Чем вы занимались?
– Я жду, чтобы об этом сказали мне вы, графиня. Вы хотите, чтобы я, уверенный в собственной невиновности, обвинял сам себя?
– Хорошо, будь по-вашему. Для начала я умолчу о ваших промедлениях в коридорах.
– О, напротив! Поговорим об этом. Как вы, графиня, представляете: могу ли я забавляться тем, чтобы подбирать фальшивый жемчуг на дороге, когда меня ждете вы – бриллиант
– Ах, боже мой! Мужчины так прихотливы, а Лизетта так мила!
– Поймите же, дорогая Джейн, что эту девушку – наше доверенное лицо, посвященное во все секреты, – я не могу считать служанкой и только.
– Как, должно быть, приятно говорить себе: «Я обманываю графиню де Мон-Гобер и я соперник господина Крамуази!»
– Хорошо, больше мы с Лизеттой не будем останавливаться в коридорах и целоваться – если предположить, что целовались.
– О, это еще мелочи!
– Как! Я совершил что-то более страшное?
– Откуда вы возвращались ночью, когда вас встретили на дороге из Эрневиля в Виллер-Коттре?
– Как! Меня встретили на дороге?
– На эрневильской дороге. Откуда вы возвращались?
– С рыбалки.
– Как это с рыбалки?
– Так, с рыбалки на бервальских прудах.
– О, это известно! Вы ведь заядлый рыбак, сударь. И какого такого угря вы несли в своих сетях, возвращаясь с рыбалки в два часа ночи?
– Я ужинал у моего друга сеньора Жана.
– В башне Вез? Скорее я поверю, что вы отправились туда, чтобы утешить прекрасную затворницу – как поговаривают, ревнивый егермейстер держит ее взаперти. Так и быть, я вам и это прощаю.
– Как! Я совершил что-то еще худшее? – спросил Тибо, видя, с какой легкостью за обвинением, каким бы тяжким оно ни было, следует прощение, и понемногу успокаиваясь.
– Да, на балу у его сиятельства герцога Орлеанского.
– На каком балу?
– На вчерашнем! Не так и давно!
– На вчерашнем? Я любовался вами.
– Превосходно! Меня там не было.
– Есть ли нужда вам присутствовать, чтобы я любовался вами, Джейн? Разве мысленно мы любуемся менее искренне, чем в действительности? Да, вас там не было, но оттого, что, даже отсутствуя, вы выиграли в сравнении, победа ваша была лишь более впечатляющей.
– Да, и для того чтобы провести сравнение до конца, вы четыре раза танцевали с госпожой Бонней? Видимо, это очень красиво: брюнетка, намазанная румянами, с бровями, как у китайцев на моей ширме, и с усами, как у гвардейцев?
– Знаете, о чем мы разговаривали во время этих четырех кадрилей?
– А, так это правда! Вы четырежды танцевали с ней?
– Правда, поскольку это говорите вы.
– О! Хороший ответ!
– Без сомнения. Кто же станет противоречить такому прелестному ротику? Только не я! Я благословлял бы его, произноси он даже мой смертный приговор.
И будто в подтверждение сказанного Тибо упал перед графиней на колени. В этот миг дверь отворилась, показалась перепуганная Лизетта.
– Ах, господин барон! – воскликнула она. – Спасайтесь! Здесь господин граф!
– Как! Господин граф? – вскрикнула графиня.
– Да, господин граф собственной персоной вместе с доезжачим Лестоком.
– Невероятно!
– Госпожа графиня, Крамуази видел их, как я вижу вас! Бедный мальчик побелел как мел.
– А, так эта охота близ замка Тюри – западня?