Предводитель волков. Вампир (сборник)
Шрифт:
– Вы спите, прекрасная графиня? – произнес он, склоняясь, чтобы рассмотреть ее.
Внезапно он выпрямился. Взгляд его замер, волосы встали дыбом, на лбу выступил пот. Он начал подозревать ужасную правду.
Уснула графиня сном бренного мира или сном вечности?
Тибо пошел за канделябром, что стоял на камине, и дрожащей рукой поднес его к лицу так необычно спящей.
Лицо было бледным, как из слоновой кости, а на висках – мраморным. Губы посинели.
Обжигающая капля розового воска упала
– О-о! Да что же это? – воскликнул Тибо.
И он поставил канделябр на ночной столик: дрожащая рука уже не могла его удержать. Обе руки графини были вытянуты вдоль тела; в каждой, похоже, было что-то зажато.
Тибо с усилием разжал левую руку. В ней он обнаружил флакон, который графиня накануне извлекла из ларца.
Он разжал вторую руку. В ней оказалась бумажка, на которой было написано: «Верна слову». Правильнее, верна даже после смерти. Графиня была мертва.
Иллюзии Тибо рассеивались одна за другой, как сонные видения исчезают по мере пробуждения.
Правда, в сонных видениях других людей мертвые поднимаются.
А мертвые Тибо продолжали лежать.
Он вытер пот со лба, подошел к двери в коридор, открыл ее и увидел коленопреклоненную Лизетту.
– Так графиня умерла? – спросил Тибо.
– Графиня умерла, и граф умер.
– Из-за ран, полученных в бою с бароном Раулем?
– Нет, от удара кинжалом, который нанесла ему графиня.
– О! – Тибо попытался изобразить смех среди мрачной драмы. – Это уже новая история, мне она неизвестна.
И горничная рассказала, что произошло.
Все было просто, но ужасно.
Графиня пролежала в постели часть дня, слушая звон колоколов в деревушке Пюизе, возвещавший о том, что тело Рауля отправляется в замок Вопарфон, где его должны были предать земле в фамильном склепе.
Колокола смолкли к четырем часам пополудни.
Тогда графиня встала, вынула из-под подушки кинжал, спрятала его на груди и направилась в спальню мужа. Она встретила радостного камердинера графа. Только что ушел врач. Он снял повязку и заверил, что спокоен за жизнь графа.
– Госпожа согласится, это большое счастье! – воскликнул камердинер.
– Да, это действительно большое счастье.
И графиня вошла в спальню мужа. Через пять минут она вышла.
– Граф спит, – сказала она, – не стоит входить к нему, пока он сам не позовет.
Камердинер поклонился в знак повиновения и присел в прихожей, чтобы быть готовым войти по первому зову хозяина.
Графиня вернулась к себе.
– Раздень меня, Лизетта, – приказала она горничной, – и подай то, что на мне было надето, когда он приходил сюда в последний раз.
Субретка повиновалась. Мы уже видели, как верно, до малейших деталей она воспроизвела наряд госпожи. Графиня написала несколько строк, сложила
– Не прикажет ли госпожа подать что-нибудь? – спросила горничная.
Графиня разжала левую руку и показала флакон, который был в ней.
– Нет, Лизетта, – ответила она, – я выпью то, что в этом флаконе.
– Как! – воскликнула Лизетта. – И больше ничего?
– Этого довольно, Лизетта, ибо, если я выпью это, мне не понадобится ничего другого.
И действительно, графиня поднесла флакон ко рту и осушила его одним глотком. Затем она сказала:
– Ты видела мужчину, который поджидал нас на дороге, Лизетта. Сегодня у меня с ним свидание, с девяти до десяти часов вечера. Ты подождешь его в известном вам месте и приведешь в мою комнату… Я вовсе не хочу, – добавила она шепотом, – чтобы говорили, будто я не верна слову, пусть даже после смерти.
Тибо нечего было возразить: все намеченное было исполнено.
Вот только месть графиня взяла на себя.
Как стало известно, обеспокоенный молчанием хозяина камердинер приоткрыл дверь спальни, вошел туда на цыпочках и увидел графа, лежащего на спине с кинжалом в сердце. Тогда он поспешил к госпоже, чтобы сообщить печальную новость, но и ее тоже нашли мертвой.
Слух о двойной смерти быстро распространился по дому, и слуги разбежались, говоря, что в замок влетел ангел-губитель. Осталась только горничная, чтобы исполнить последнюю волю хозяйки.
Тибо больше нечего было делать в этом доме. Он оставил графиню лежащей на кровати, Лизетту возле нее и спустился вниз.
Как сказала горничная, ему нечего было бояться встречи с хозяином и слугами. Слуги разбежались, хозяева были мертвы.
Тибо пошел к пролому. Небо было хмурым, и если бы на дворе стоял не январь, то можно было бы сказать, что оно было грозовым.
Дорожка в парке едва угадывалась.
Дважды или трижды Тибо останавливался и прислушивался; ему казалось, что он слышит, как справа и слева хрустят ветки под ногами кого-то, кто хочет попасть с ним в шаг.
Подойдя к пролому, Тибо отчетливо услышал, как чей-то голос произнес:
– Это он!
И в тот же миг два жандарма, сидевшие в засаде позади пролома, прыгнули спереди на Тибо, а два других напали на него сзади. Ревнивец Крамуази, бодрствуя по ночам, бродил вокруг замка и накануне увидел, как по окольным дорожкам пришел и ушел неизвестный человек. Он донес об этом бригадиру жандармов. К доносу отнеслись еще серьезнее, когда узнали о новых злоключениях, случившихся в замке. Бригадир отправил четырех человек с приказом арестовать любого подозрительного бродягу. Двое из них в сопровождении Крамуази засели в засаде за проломом в стене, двое других шли след в след за Тибо по парку.