Предъява
Шрифт:
– Долго нам? – лениво спросил Валерий.
– Нет, чуток осталось, – не отрываясь от дороги, ответил Эдуард.
Полянский с Глухаревым явились на квартиру Осьмухина примерно час назад. Минут за пять до их прихода Валерий вколол в вену очередную дозу героина, ловил пресловутый кайф наркомана (заключавшийся всего-навсего в отступлении ломки [18] ), а посему дверь отворил с большой неохотой. Однако, узнав о цели визита сообщников, Осьмухин мгновенно стер с лица неприязненное выражение. Наконец-то вспомнили о своем обещании! Давно пора отдать причитающуюся ему долю, да и жилье поменять. На всякий пожарный!
18
Среди
Валерий изначально считал себя одной из ключевых фигур в операции с общаком Н...й группировки. Кто, кроме него, смог бы так лихо угнать оснащенный суперсовременной сигнализацией «Мерседес»?! Угнать тихо, незаметно, прямо от дверей какого-то шикарного офиса! (Эдуард попросил завладеть автомобилем ровно за два часа до нападения на дом Гаврилова.) Осьмухин справился с заданием блестяще и отогнал «мерс» в заранее оговоренное место на окраине Москвы. Подельники сноровисто поменяли номера, подъехали к особняку Хранителя точно в запланированные сроки (ни минутой раньше, ни минутой позже) и успешно выполнили задуманное. Непосредственно в «боевых действиях» Валерий не участвовал, оставался в машине, зато потом он быстро увез налетчиков на безопасное расстояние и помог перегрузить мешки с долларами в сугробовскую «девятку». Ставший ненужным «Мерседес» Полянский облил бензином и поджег, а бывшему однокласснику сказал: «Вот тебе тысяча баксов на дурь. [19] Остальное получишь завтра. Максимум – послезавтра! Надо ведь подсчитать общую сумму, разбить по долям... Не бойся! Не обманем!!!»
19
Наркотики (жарг.).
Признаться честно, Осьмухин и тогда-то не очень поверил Эдуарду, а дальше, с каждым часом, его сомнения все усиливались. «Продинамят, сволочи! Сто пудов – продинамят! Эдька, сучара, с детства до денег жаден! Ну погодите, козлы! Не рассчитаетесь – подброшу братве про вас информацию! Посмотрим, как вы запляшете!.. Ох, дурак я! Ох, недотепа! Задарма рисковал! И голову конкретно подставил! Для бандитов я теперь – лакомая добыча!!! Узнают про мое участие – заживо в кипятке сварят!» И т. д. и т. п.
Но сегодня мрачные подозрения Валерия бесследно испарились.
– Собирайся, дружище! – буквально с порога заговорщицки прошептал Полянский. – Отправляемся в твой новый загородный дом. Немедленно! Оставаться в Москве небезопасно!!!
– А доля? – хмуро осведомился Осьмухин.
– Там! Тебя дожидается! – расцвел в белозубой улыбке Эдуард. – Ровно миллион зеленых. Ты же знаешь – я человек слова!
– Давно бы так! – подобрел Валерий. – А то я нервничать начал!
– Зря, братан, зря!..
«Девятка» свернула на заброшенный, пустынный проселок и затряслась на ухабах. Деревья по сторонам сгустились, потолстели. (Лесопосадки сменились настоящим лесом.) Жилые дома больше не попадались. Райончик был явно не из многолюдных. Проехав около километра, Эдуард заглушил мотор.
– Вылазь, Валера! – бодро гаркнул он. – Дальше придется пешком. Тут недалеко.
Осьмухин, кряхтя, выбрался наружу. Вокруг стояла мертвая тишина. Высунувшись из-за тяжелых туч, воровски подглядывал за происходящим белесый краешек луны. Воздух пропитался сыростью. В глубь чащи вела узенькая, грязная тропинка.
– Шагай по ней! – скомандовал экс-омоновец. – Время поджимает!
– Почему же? – насторожился Валерий.
– У нас в Москве дела, – вкрадчиво пояснил Эдуард. – Надо вернуться обратно не позже двенадцати. Поторапливайся, братишка. Не задерживай корешей!
Успокоенный Осьмухин послушно двинулся вперед. Он не заметил, как Вадим Глухарев, отвратительно ухмыльнувшись, достал из багажника канистру с бензином.
По мере продвижения тропинка расширялась и минут через десять уперлась в просторную поляну, местами покрытую клочьями увядшей, прошлогодней травы.
– Здесь! – рявкнул за спиной голос Эдуарда.
Пораженный Валерий резко обернулся и с ужасом увидел в руке кореша пистолет с глушителем.
– Конечная остановка, дружок! – мерзко хихикнул Вадим, поставил на землю канистру и просительно обратился к Полянскому: – Слышь, Эдик, не стреляй! Дай я чуть-чуть развлекусь!
– Ладно, но недолго! – посмотрев на часы со светящимся циферблатом, разрешил тот.
– Ки-й-я-я!!! – высоко подпрыгнув, Глухарев всадил мощный ёкo-гepи [20] в грудную клетку Осьмухина. Захлебнувшись воздухом, Валерий отлетел в сторону. – Вставай, говнюк, дерись как мужчина! – злобно прокаркал Вадим. – Или заживо сожгу!
20
Каратистский удар ребром стопы.
Осьмухин с грехом пополам поднялся, тут же получил безжалостный удар носком ботинка в кишечник и со стоном согнулся в дугу.
– Закругляйся, – поторопил приятеля Эдуард.
– Погоди малость, – отмахнулся вошедший в раж садист, засучил рукава и принялся со вкусом избивать беспомощного человека. Остановился он, только когда Валерий превратился в бесформенный, распластанный на земле кусок мяса.
– Живой, – пощупав пульс, бесстрастно констатировал экс-омоновец и поднял пистолет, прицеливаясь.
– Не трать понапрасну пулю! – с дьявольской гримасой прошипел Глухарев. – Мы его так, хе-хе, без выстрелов!
– Шумно будет, – усомнился Полянский.
– Не-а! Я ему кадык разбил да грудину поломал. Не сможет вопить!!!
– Ну... как знаешь.
Вадим старательно облил скорченное тело бензином и, демонически хохоча, бросил зажженную спичку. Осьмухин действительно не кричал (мешала поврежденная гортань). Он лишь извивался в чудовищных страданиях и надсадно хрипел. Оба убийцы наблюдали за ним с безопасного расстояния. Глаза Глухарева горели адским восторгом. Полянский флегматично жевал «Орбит без сахара»...
В это же самое время. Москва. Ночной клуб «Земфира»
Темноту прорезывали разноцветные лучи прожекторов. На эстраде, прилипнув к микрофону, сипло надрывался некий молодой певун. Бездарный, безголосый, но благодаря стараниям продюсеров считающийся популярным. Вместительный зал был на две трети пуст. Большинство завсегдатаев еще не подошли. Горыныч и Хилый сидели за отдельным столиком в дальнем правом углу. Пахан недовольно морщился. Противные завывания певуна его не на шутку сердили, а грохочущий рок-аккомпанемент болезненно долбил по барабанным перепонкам. (Константин Павлович обладал врожденным музыкальным слухом.) Зато Михаил, которому, как говорится, медведь на ухо наступил, ничуть не смущался творящимся на эстраде безобразием и спокойно потягивал апельсиновый сок со льдом.