Преисподняя
Шрифт:
Бирс понимал, что когда-нибудь он с тоской будет вспоминать эти минуты и посетует с грустью на их мимолётность. Но стоило сейчас отчётливо представить, где он и с кем, как верилось с трудом. Да, в нынешнем его существовании было что-то нереальное, — даже в самих названиях: Лос-Анджелес, Калифорния, Голливуд, Беверли-Хиллс… И если соотнести это с его прежней жизнью, свихнуться можно: неужели это он и неужели здесь?!
Эвелин Аранс ошеломила всех вокруг. Едва она появилась, мужчины в зале потеряли покой: она притягивала их взгляды,
Эвелин не портила компанию, напротив, тотчас подстроилась и сразу же усвоила правила игры: ей выпал Бирс, так тому и быть, она постарается не разочаровать его. С первой минуты она взяла роль верной подруги, — смотрела преданно и восхищалась каждым словом; Бирс опомниться не успел, как забыл, что они едва знакомы.
Это не понравилось Джуди, но она держала себя в руках и не подавала вида: светской выдержки ей было не занимать. И все же Антон не раз перехватывал её неодобрительный взгляд, когда Эвелин касалась его, изображая влюблённость. О, делала она это ловко, умело, словно на самом деле влюбилась с первого взгляда и всю жизнь мечтала о таком мужчине.
По правде сказать, Бирсу льстило, что его обхаживает голливудская звезда. Пусть не звезда, но все же… Будущая звезда. Во всяком случае, женщина с ослепительной внешностью. Такая кого угодно может сразить наповал. Не будь здесь Джуди, он бы охотно приударил за красавицей, тем более, что это как бы и полагалось по отведённой ему роли, но он сдерживал себя, зная, что огорчит Джуди.
И все же он испытывал нечто вроде гордости: Эвелин привлекла общее внимание. На неё поглядывали отовсюду, а стоило ей подняться и направиться в холл, как все мужчины, сколько их было, вывернули шеи и пялились вслед.
Их можно было понять: длинные, немыслимо длинные ноги, крутое бедро, шёлковая кожа, тугой, рвущийся на волю бюст… А походка, осанка, спина!.. В Эвелин все как будто было предназначено вызывать восхищение, кружить голову — похоже, она для того и появилась на свет, чтобы нравиться и сводить с ума. Это была сама чувственность, обольстительный сон.
Понятно, что завидев Эвелин, мужчины теряли головы и готовы были на глупости: уже один вид её будил желание, разжигал вожделение. Но сегодня она была с ним, была его дамой, Бирс чувствовал, как тщеславие переполняет его до краёв.
После ужина Джуди хотела отвезти Бирса домой, но Хартман предложил поехать к нему, до его дома было рукой подать, несколько минут езды. Джуди заикнулась было, что им с Бирсом с утра на студию, но Хартман отмахнулся: «Рано ещё!»
Сам Бирс был не прочь поехать, Хартман вызывал у него интерес — магнат как-никак, воротила. И если представился случай своими глазами увидеть, как говорится среду обитания, зачем отказываться?
Эвелин, та вообще готова была ехать куда угодно, а тем более — к Хартману.
Большой дом стоял на склоне холма, окружённый высокими деревьями и газоном. На глаз даже нельзя было определить, сколько в ней комнат. Из холла лестница вела вниз, в цокольный этаж, где находился бар: обшитые тёмным деревом балки под потолком, как на старом парусном корабле, маленькие, похожие на иллюминаторы оконца; угол занимала обитая кожей стойка, за которой высились уставленные бутылками полки.
Джуди почти не пила, остальные эахмелели и неожиданно Хартман предложил всем поплавать.
— У меня с собой нет купальника, — сразу же отказалась Джуди.
— Во-первых, здесь полно твоих купальников, а во-вторых, тебе это никогда не мешало, — с усмешкой напомнил ей Хартман и предложил плавать вообще без всего, голыми. — Не возражаете? — обратился он к Бирсу и смотрел с лукавым интересом, как бес, искушающий праведника: откажется или согласится?
Это была задача не из лёгких. С одной стороны, Бирс не хотел выглядеть ханжой и провинциалом, а с другой, что ни говори, на это надо решиться, особенно в первый раз. Он пожал плечами и медлил, не зная, как быть. Нет, он не стыдился своего тела, однако надо было переступить в себе что-то, а осилить, казалось, невмоготу.
Конечно, он знал, что так иногда проводят время в компаниях, присягнувших на лёгкость нравов, и даже иные пары сообща меняются партнёрами, забавляясь наперекрёст, но как представишь, с души воротит.
— Оставь Тони в покое, — придя на помощь, вмешалась Джуди.
— Я всего лишь предложил поплавать, — ответил Хартман. — Что тут плохого?
— Я готова! — неожиданно объявила во всеуслышанье Эвелин Аранс и все обомлели: пока шёл диспут, она в мгновение ока скинула с себя одежду и осталась в чём мать родила. Правда, ещё и в туфлях, это была её единственная одежда.
— Чудесно! — одобрил Хартман и потащил всех за собой.
Яркие лампы осветили уютный бассейн, прозрачную голубую воду, цветную пляжную мебель, стоящую по бортам: кресла, топчаны, лёгкие столики… Каблуки Эвелин простучали по кафелю, она сбросила туфли и с наслаждением погрузилась в воду.
Втроём они смотрели, как она нежится в воде, похожая на гибкое ласковое животное, движения её напоминали любовную игру, иногда она замирала в истоме, словно отдаваясь кому-то и готова была вот-вот изойти.
Они следили за ней, замерев. Она как будто заворожила всех, они смотрели, не отрываясь, погруженные в странное забытьё, и казалось, ещё миг, она обратит их в свою веру: они сбросят одежду и прыгнут к ней.
— Нам пора! — решительно заявила вдруг Джуди, словно отгоняя наваждение.
— Минутку… Я покажу Тони ещё кое-что, — воспротивился Хартман, увлекая Бирса за собой, а Джуди глянула бдительно, точно заботливая наседка, пекущаяся о своём цыплёнке.
По соседству с бассейном находился спортивный зал. Повсюду стояли тренажёры и снаряды, в углу висели тугой кожаный мешок и боксёрская груша, в центре канаты ограждали ринг.