Преисподняя
Шрифт:
Лишь миг длилось оцепенение. Ключников был начеку, мгновенно вцепился в американца и удержал, остановил падение.
Непонятно было, сколько это длилось — секунды или вечность. Пленник изо всех сил неудержимо рвался к рельсам, точно старался достигнуть самого желанного для себя — рвался и тянул Хартмана за собой. Трудно было предположить такую силу в мальчишке. Скорее всего, решившись, он на мгновение собрал всё, что мог, всю силу и вложил в одно последнее движение.
Конечно, Хартман не удержал бы его один, оба были обречены. К счастью, Бирс и Ключников пришли американцу на помощь, но стащить пленника
Вагоны, громыхая, проскакивали мимо, внезапно стало оглушительно пусто и тихо: последний вагон со свистом улетел в даль, оставив за собой пустоту и беззвучие; все трое почувствовали себя в безвоздушном пространстве.
Было похоже, они побывали в молотилке. Ошеломлённые, они медленно приходили в себя, словно после жестокой трёпки, и вяло, сонливо двигались, приводя одежду в порядок.
Справившись с оцепенением, они неожиданно обнаружили, что залиты кровью. Хартман одной рукой вытирал лицо и недоумевая разглядывал окровавленную ладонь: рану он не находил, а догадаться, что это чужая кровь, не умел.
Несчастный альбинос лежал рядом на обочине, неестественно мятый, будто и не человек вовсе, а тряпичная кукла: схваченная стальным браслетом рука висела изогнуто, как сломанная ветка.
Мальчишка был мёртв. Страшный удар убил его на месте. И теперь Хартман был прикован к мертвецу, который не отпускал его ни на шаг.
— Спроси у него, можно ли им что-нибудь объяснить? — предложил Ключников, но Бирс не стал переводить.
Он расстегнул наручники, американец не обратил внимания; было заметно, как он бледен и как растерян.
— Он хотел меня убить? — скованно спросил Хартман после некоторого молчания.
— Хотел, — кивнул Бирс.
— Зачем?
— Он считал вас врагом.
— Но… такой ценой? — искренне недоумевал Хартман, стараясь уразуметь непостижимую для него загадку.
Где было ему, американцу, понять фанатизм этой неистовой веры? И как мог он, рождённый и выросший вдали, осилить умом людоедскую суть этой идеи? Идеи, которая требовала от человека все во имя своя, даже жизнь.
— Значит, если б не я, он остался бы жив? — спросил Хартман.
Вывод американца едва не сразил Антона наповал.
«Мать честная! — подумал Бирс. — Вот чем мы отличаемся от них. Вот в чём мы не сойдёмся никогда. Любой из нас проклянёт врага. Любой из нас крыл бы убийцу последними словами. Этот винит себя. И в чём?! В чем?!»
Это тем более выглядело странно, что Бирс помнил другого Хартмана: самоуверенного, если не сказать — самодовольного, неизменно стремящегося к первенству.
Неужто это был тот самый Хартман? Не ведающий сомнений Хартман-победитель, которого он знал? И неужели таким он был только там, у себя, в Америке, а здесь, на этой земле он вдруг задумался о душе?
20
По шахтному телефону Бирс из тоннеля позвонил диспетчеру, известил его, где они оставят тело убитого. Он не стал докладывать о Хартмане, всё равно того некуда было деть, приходилось брать с собой; диспетчер передал приказ командира: не выходя на поверхность, двигаться в сторону Чертолья, проверить по пути коммуникации и ходы сообщений.
Не доходя до станции «Китай-город» они свернули в Кулишки, откуда подвалами пробрались в Никитники. Здесь повсюду, вплоть до Ильинки, на многих уровнях под землёй располагались хорошо оборудованные и обустроенные убежища коммунистической партии, связанные тоннелями с Кремлём и Лубянкой, однако разведчики направились в другую сторону. Глубокие, нескончаемые склады старинных торговых подворий на Варварке и в Рыбном ряду напоминали подземный город: в двух уровнях, одна под другой, тянулись длинные галереи с каменными сводами и высокими арками, от которых в стороны уходили двухэтажные переулки.
Приходилось быть начеку. Бирс и Ключников насторожённо озирались, освещая сильными фонарями бесконечные аркады, проёмы, каменные столбы и колонны. Пахло сыростью, гнилью, луч фонаря то и дело выхватывал из темноты горы мусора.
— Здесь мог получиться прекрасный торговый центр, — заметил на ходу Хартман. — Туристы обожают такие места.
Антон перевёл его слова Ключникову.
— Кто о чём, а вшивый о бане, — усмехнулся Сергей.
— Ты напрасно. Он бы живо навёл здесь порядок, — возразил Антон, зная твёрдо: уж кто-кто, а Хартман наверняка превратил бы это место в рай для туристов.
В Зарядье разведчики обошли стороной расположенный под гостиницей гигантский бункер глубокого заложения. По сведениям, которые Першин оценивал как недостоверные слухи, посредством транспортного тоннеля бункер сообщался с расположенным неподалёку от Можайска подземным штабным центром военно-морского флота.
Из Зарядья давний полузасыпанный ход вёл к церкви Покрова «что на рву», можно было попытаться проникнуть в церковный подвал, откуда другой ход вёл в Кремль, но разведчики решили, что риск слишком велик: ход в любой момент мог обвалиться.
Кирпичная галерея привела их в обширные склады под верхними торговыми рядами. Здесь разведчики с немалым трудом нашли коридор, соединяющий подземную систему с тоннелем, идущим от Старой площади в Кремль.
В подземельях Кремля ничего не стоило заблудиться. Современные секретные объекты опускались, похоже, к центру земного шара, во всяком случае, чтобы добраться вниз, следовало горизонт за горизонтом преодолеть не одну сотню метров глубокой шахты. Бетонные штреки, тоннели и коридоры во всех направлениях прорезали подземное пространство, задевая старинные ходы и погреба, вспарывая древние арсеналы, тайники и колодцы.
Изрядно проплутав, разведчики у основания Боровицкого холма выбрались к подземному руслу Неглинки, откуда рукой подать было до Чертолья.
Ведя поиск, отряд от Земляного города или Скородома, ограниченного Садовым кольцом, постепенно приблизился к Бульварному кольцу. Пройдя под землёй Охотный ряд, Воздвиженку, Арбат и Остожье, они вышли к исходным рубежам: теперь поиски следовало вести между Знаменкой и Пречистинским бульваром, с третьей стороны текла Москва-река.
Это было странное место, дурная слава которого тянулась с незапамятных времён. Московская молва спокон веку нарекла его Чертольем и связала с тёмными силами: немногие люди осмеливались здесь жить, случайные прохожие испытывали смутное беспокойство. Убравшись отсюда, человек испытывал заметное облегчение, словно душу отпустили на покаяние.