Прекрасная Катрин
Шрифт:
– Склеп? Какое у вас мрачное воображение.
– Это не воображение, и вы скоро в этом убедитесь! Вы скоро поймете, что это склеп… ваш склеп! Ибо вам, дорогая моя, не доведется выйти отсюда живой!
Катрин побелела от гнева, но ценой огромных усилий сдержалась. Она сумеет поставить на место эту ведьму, не прибегая к помощи мужа. Язвительно улыбнувшись и показав сопернице свои превосходные маленькие зубки, она ответила спокойно:
– И, разумеется, я паду от вашей руки? Вам не надоели эти ужимки, эти угрозы, эти трагические фразы? Как жаль, что вы появились на свет в замке! Вы имели бы огромный успех в Париже, на театральных подмостках во время ярмарки Сен-Лоран.
Мари быстро огляделась, чтобы убедиться, что их никто не слышит. Изабелла
– Смейтесь! – проскрежетала Мари. – Смейтесь, красавица моя! Вам недолго осталось смеяться. Скоро, очень скоро вы будете гнить где-нибудь в ущелье или в подземельях замка, а я займу ваше место в постели Арно.
– В день, когда госпожа Катрин окажется в ущелье или в подземелье замка, – раздался низкий голос, исходивший, казалось, из самого камина, – постель мессира Арно будет пуста, ибо вы не проживете настолько долго, чтобы успеть в нее пробраться!
Готье вышел из-за колонны, такой свирепый и устрашающий, что Мари невольно попятилась; однако она быстро пришла в себя и, презрительно выпятив нижнюю губу, ядовито произнесла:
– А, сторожевой пес! Как всегда, прячется в ваших юбках и готов лететь на помощь в любую минуту. Удивляюсь, как терпит это Арно, если, конечно, он в самом деле любит вас…
– Чувства мессира Арно вас не касаются, мадемуазель, – грубо оборвал ее нормандец, – я давно служу госпоже Катрин, и ему это известно. А теперь извольте запомнить слова сторожевого пса: если вы хоть пальцем тронете госпожу де Монсальви, я убью вас вот этими руками.
Он поднес огромные кулаки к самому носу Мари, и девушка побледнела от страха. Но ненависть и гордость оказались сильнее, и она вызывающе бросила:
– А если… если я скажу моему кузену, что вы угрожали мне? Вы думаете, он стерпит?
– Стерпит! – отрезала Катрин. – Зарубите это на носу, дорогая моя! Арно не только ваш кузен, он мой супруг. И он любит меня, любит, слышите? И будет любить всегда, хотя бы вы изошли слюной из ревности и ярости! Он не станет колебаться, выбирая между вами и мной. Говорите что хотите, поступайте как вздумается, только знайте, что, если понадобится, я смету вас с моего пути. Посмотрим, кто одержит победу. Пойдем, Готье, нас ждут!
Презрительно пожав плечами, Катрин оперлась о руку нормандца и направилась к лестнице.
– Будьте осторожны, госпожа Катрин, – сказал Готье с тревогой. – Эта девка ненавидит вас. Она способна на все, даже на самое худшее.
– Я надеюсь на тебя, друг мой! Оберегай меня. Под твоей защитой мне нечего опасаться. Я убеждалась в этом много раз.
– Все-таки остерегайтесь! Я буду рядом, но она может заманить вас в ловушку. Надо предупредить Сару. Боюсь, даже нас двоих мало, чтобы уследить за этой змеей…
Катрин не ответила. Несмотря на показную уверенность, она ощущала тревогу и почти страх. Готье был прав: с такой ядовитой гадиной, как Мари, следовало быть настороже. Кто мог сказать, в какой момент тварь набросится, чтобы укусить? Однако молодой женщине казалось, что, выказав испуг, она лишится половины своих оборонительных средств.
До поздней ночи солдаты Бернара-младшего трудились, чтобы превратить старый двухсотлетний замок хоть в некое подобие уютного жилища. К счастью, в обозе Арманьяка нашлось достаточно ковров, покрывал, простыней и прочих вещей, необходимых для комфортной жизни. Вскоре удалось привести в порядок большую залу на первом этаже и три спальни на втором. Большие деревянные кровати, на которых могли бы без труда разместиться пятеро человек, были застелены матрасами и выложены подушками; стены задрапированы тканями. В одной спальне устроились Арно и Катрин, вторую отдали Изабелле де Монсальви, Саре и младенцу, в третьей поселили Мари и старую Донасьену, которая не пожелала расставаться со своими господами. Бернар и его люди разбили лагерь в громадном дворе. Что до дряхлого сира де Кабана, то он никогда не жил в замке,
Когда Катрин наконец вошла в спальню, где ее поджидал муж, она валилась с ног от усталости. И на душе у нее было пасмурно. Она без сил опустилась на узкую каменную скамеечку, стоявшую в амбразуре окна, блуждая взором по двору, где полыхали костры – солдаты готовили себе ужин. Пламя отбрасывало зловещие блики на повешенных, которые качались на цепях прямо над шелковыми роскошными палатками, предназначенными для Бернара и его рыцарей. Молодая женщина, вздрогнув, плотнее закуталась в меховую пелерину.
– Что ты делаешь, Катрин? – спросил Арно, не поднимаясь с постели. – Отчего не идешь ко мне?
Она ответила не сразу. Как зачарованная, смотрела она на бук, ставший виселицей для пяти несчастных, ощущая невероятную усталость от жизни, где на каждом шагу сталкивалась со страданием и жестокостью. Сколько крови! И нет ей конца! Люди превратились в зверей, и даже красота природы была бессильна стереть следы их злодеяний. В этой крепости, в которой она надеялась обрести счастье и покой, ей вновь грубо напомнили о безжалостном времени, о войне, где жизнь человеческая не стоила почти ничего. Как грезить о любви и мире под сенью виселицы?
– Эти повешенные, – сказала она, – нельзя ли…
Из-за цветных занавесок кровати показалась сначала голова Арно, а затем и все его обнаженное смуглое тело. Он всегда ложился спать нагишом. Решительно направившись к жене, он поднял ее обеими руками и быстро понес к постели.
– Я же сказал тебе: иди ко мне, Катрин! Ты обязана подчиняться, я твой супруг. Не забивай себе голову пустыми мыслями и не сокрушайся так об этих людях. Завтра я прикажу похоронить их, чтобы доставить тебе удовольствие, хотя, можешь мне поверить, они того не стоят: ведь это же тюшьены [15] епископа де Сен-Флура, который прикармливал их и отвел им целый квартал в своем городе. Время от времени достойный прелат натравливает своих разбойников на приглянувшийся ему замок или деревню, чтобы прибрать к рукам, но это ему редко удается. Как правило, дело заканчивается тем, что кого-нибудь из этих мерзавцев вздергивают, и все стихает до следующего раза. К счастью, эти люди уже не так опасны, как были во времена знаменитого мятежа, но натворить бед вполне способны…
15
За пятьдесят лет до описываемых событий в Оверни разразилось ужасное крестьянское восстание, вызванное голодом и нищетой. Восставших назвали тюшьенами ( фр.tue-chiens – убийцы собак), потому что они истребляли все живое, дабы прокормиться, и ели даже собачье мясо. Епископ де Сен-Флур приютил тюшьенов в своем городе, где они выстроили себе целый квартал. В скрытой форме восстание тюшьенов в Оверни продолжалось еще много лет. ( Прим. авт.)
Внезапно он умолк. Рассказывая Катрин о тюшьенах, он раздевал ее и расплетал волосы, чтобы обмотать ими собственную шею, как любил делать перед их близостью. В спальне царил полумрак, и он привлек к себе жену, запустив руки в роскошные кудри, отливающие золотом, и жадно вглядываясь в ее лицо.
– Я хочу видеть твои глаза, – сказал он нежно, – когда мы любим друг друга, они бледнеют, становятся почти светлыми.
– Послушай, – прошептала Катрин, – я хотела сказать тебе…