Прекрасное далёко
Шрифт:
– Кто стучится в дверь моя? Видишь дома нет никто! – Донеслась нелепая частушка из-за двери.
– Я вернулся, открывай! Доставай свой каравай! – Слова сами сложились в рифмованный ответ, без какого-то усилия со стороны Николая.
– Ага, вернулся! Проходи, путешественник!
Селезнёва открыла дверь и посторонилась, пропуская Колю в прихожую. Ему было немного боязно наступать засыпанными снегом ботинками на Светкин ковёр. Примечательный ковёр из тех лет, когда бизнес у хозяйки складывался более-менее успешно. Как понял Николай, он был сшит из разноцветных кусков коровьих шкур. Причём
Хозяйка дома не стала набрасываться с расспросами, она дождалась, когда Николай переоденется, умоется, а пока быстро содрала на стол ранний ужин. Или поздний обед?
– Садись есть!
– Сейчас! Дату и время выставлю! Эти часовые пояса, а к ним еще и вековые… Как у них только мозги не свихнулись?
– У кого?
– У часов. Не к этому их готовил производитель. Всё, иду! – И путешественник пришлёпал в своих тапках на кухню.
– Рассказывай! – Светлана угнездилась на кресле, стоящем около окна, взяла в пальцы тонкую сигарету и приготовилась слушать.
Николай не был великим рассказчиком, не умел держать аудиторию или зажигать массы на подвиги. Даже в автоколонне его выступления на планёрках были коротки как телеграммы. Но тут он постарался. Постарался как минимум перечислить свои свершения и подвиги, важные события и… и всё. Сексуальные приключения им были пропущены, но когда Света спросила про загар, Коля сбился, так что Селезнёва для себя уяснила: была некая интрижка Герасимова, про которую он умолчал. Про масштаб «интрижки», организованной её «племянником» и двумя студентками политеха ей в голову прийти не могло. А с другой стороны, ну было пару раз, и речь не о том.
Банка черной икры произвела даже не впечатление – фурор! Светлана вспомнила молодость и устроила вокруг стола победный танец индейцев племени Тумба-Юмба:
– Всегда хотела как в кино, чтоб большой ложкой!
– Да ты попробуй, вдруг она тебе не понравится. У нас её никто и не покупает, батя говорит, смотрели как на спасителя в их отделе рабочего снабжения.
– Почему?
– Так три банки неликвида выкупил. Списывать не придётся, когда срок годности истечёт.
– А что, кончается?
– Ага, через четыре месяца. Ты попробуй, вдруг есть не станешь.
– Стану-стану! Я её один раз ела, до сих пор вкус помню. Времена были страшные, самое начало девяностых, я в Москве тогда по делам была, вот по случаю полкило и купила. А из еды, как сейчас помню, была эта икра и черный хлеб. Сука такая, не идёт икра без хлеба! С водкой нормально у партнёров по бизнесу пролетала, а у меня никак! Я водку тогда не пила совсем. Тем более этот «Рояль» их. Послали одного, он купил где-то в ночи или украл, не знаю. Пока не вернулся, все сидели и ждали. Как миленькие насухую про дела тёрли. А вот потом… потом да, я один-единственный раз эту самую черную икру ложкой
– А что за рояль?
– Спирт импортный пищевой. Раз пищевой, значит можно кушать. Вот народ и откушал. Кое-кто потравился в те годы. Не то от примесей, не то от количества выпитого. Всяк же на глазок себе концентрацию выставлял, а когда зенки залили, то и сам чёрт не брат. Литр спирта на столе, можно бухать, пока не кончится. Спирт или бухарик.
– Да уж, времена у вас были…
– А у вас они же впереди. Или не у вас? Ты вообще где? И как? – За разговором Светка отпластала себе большущий ломоть чёрного хлеба с тмином, положила сверху сливочного масла, а потом столовой ложкой, как и обещала, наложила порядочную гору икры. Разровняла той же ложкой как грейдером, а потом замерла:
– Погоди! Ты говорил, что твой отец три банки купил. Куда дел?
– В холодильнике стоят. – Коля решил потянуть интригу, его забавляла эта нацеленность на статусный продукт.
– В чьём?! – Селезнёва аж привстала.
– Да в твоём, в твоём, не волнуйся. Нафига я отцу буду икру оставлять, коли мама пригрозила её поросёнку скормить. Чтоб не протухла.
– Варвары! – Простонала Света и вонзилась зубами в бутер. – Мгум-рмум- груум!
Понять её было невозможно, гримаса на интенсивно жующем лице тоже не позволяла как-то догадаться, что она попыталась выговорить. Но судя по сопению, всё у неё было нормально.
– Чего не жрёшь?! У нас поросёнка нет, всё самим съедать придётся! – Отдышавшись и прожевав откушенный кусок, всё-таки выговорила Селезнёва. – Вкусно же!
И Николай приобщился к деликатесу. В процессе поедания первого бутерброда он понял, что ничего не понял. Не осознал своё отношение к икре паюсной осетровой. Так что пришлось повторить. А вот второй бутерброд, да под Селезнёвскую настойку пошел совершенно чётко, с пониманием того, что да! продукт годный и вполне вкусный. Хоть и специфический.
– Скажи! Какая я молодец! Моя же идея!
– Твоя, твоя. Ты молодец. Если бы не ты, так бы и не узнал, какая она на вкус.
– Хорошо сидим, но не очень. Андрюшку надо было позвать. Он её тоже не пробовал. Как думаешь, успеет приехать? До того, как у нас всё кончится.
Николай прикинул, что они ещё полбанки не осилили и решил, что лейтенант полиции вполне успеет, ведь он ездит чуть быстрее штатских. Селезнёва угукнула и вызвонила родственника с наказом срочно и вот прямо щаз, а то всё кончится. А потом у Светы в голове родилась еще одна идея. Телефон, привычно лежащий на подоконнике около кресла, тут же снова был использован по назначению:
– Денис, привет! Не сильно занят? Слушай, ты чёрной икрой интересуешься? Нет, не астраханская, но каспийская. Нет, не из садка. Дорого. Ага. Или сейчас, или мы её сожрем, у нас водки полно, сам знаешь. Да, закуска отличная! Двадцать тыщ за банку. Сам ты крохобор, там четыреста грамм!
Слов Дениса слышно не было, но ответов Светки было достаточно, чтобы понять, о чём говорит абонент на той стороне линии связи. По окончанию разговора она икнула и сообщила: «Сейчас приедут оба, так что с икрой пока тормозим. Неудобно на пустую банку гостей звать. А вторую открывать сильно жирно будет».