Прелестная воровка
Шрифт:
— Не думаю, что у меня когда-либо возникала такая необходимость в этом.
Джоун пристально посмотрел на нее, думая о том, какие же секреты она хранит и что же за тайна является ее частью, вспоминая при этом то, как обнимал ее, и понимая, как сильно он все еще ее хочет.
— Есть кое-что такое, что я должен сказать тебе, Жюли. Последние несколько лет я провел на темной стороне жизни. Ты говоришь, что я такой, — это правда. Я вынужден был стать жестоким и холодным. Я делал много плохого и часто делал с большим рвением и усердием. Я дрался, врал, воровал,
Жюли была удивлена его словами не меньше, чем он — ее. Но почему-то она знала, что он был прав в том, что делал. Временами его лицо принимало безжалостное выражение, давая понять, каким жестким и жестоким он может быть.
— Все, что ты делал, было для тебя очень тяжело.
Он грустно улыбнулся:
— На самом деле это было очень просто.
— Тогда откуда эти тени? — Она провела пальцами по темным кругам вокруг его глаз.
Его улыбка стала спокойнее и шире, и, хотя это и была самая циничная и усталая улыбка, которую она видела на его лице, тем не менее Жюли нашла ее привлекательной.
— Напряженная жизнь. Постоянно не высыпаюсь. Нерегулярно питаюсь. Все это и еще много всего другого. Я привык делать все, что должен, для того чтобы получить все, что я хочу.
— Я знала это еще до того, как ты это сказал.
— Откуда?
— Прочла в твоих глазах.
То, что она сказала, прозвучало так неожиданно, что Джоуну потребовалось какое-то время, чтобы найти ответ.
— Прекрасно. Значит, ты получила предупреждение.
— Я получила предупреждение в ту же минуту, когда в первый раз посмотрела тебе в глаза.
В дверь опять постучали, на этот раз более настойчиво.
— Повара не любят, чтобы их стряпня остывала. Идем, наш ужин готов. — Он подал Жюли руку, встал сам и помог встать ей. — Идем, а за ужином я тебе чуть поподробнее расскажу, чем я занимался в последнее время.
Ее не удовлетворило это обещание.
— А почему только «чуть поподробнее?»
— Потому что, если ты узнаешь обо всем, что мне пришлось делать в подробностях, есть вероятность того, что я тебя больше никогда не увижу.
«У меня тоже есть свои секреты, — подумала Жюли, пока они шли к двери, — секреты, которые я не хочу раскрывать по тем же причинам». Какая разница, что он сделал? Если Джоун узнает, что она — воровка, то не пожелает иметь с ней ничего общего. Он никогда больше не захочет ее увидеть, если узнает, что она планировала проникновение в его дом, пусть даже с благородной целью — вернуть на место его собственность. Их разделяла непреодолимая пропасть, и дело тут заключалось не в его несметном богатстве и высоком общественном положении. Жюли была преступницей — неважно, что шла она на это под давлением обстоятельств, — и ей не находилось места в жизни Джоуна Дамарона. Она все время повторяла себе, что это их последняя встреча, как будто это могло что-нибудь изменить.
Стол был накрыт в отделанной искусным дизайнером столовой. Грубый каменный пьедестал поддерживал стеклянный
Джоун усадил Жюли справа от себя, так близко, чтобы иметь возможность дотронуться до нее, если захочется, наклониться и вдохнуть ее женственный запах или даже поцеловать ее. Но пока он просто хотел, чтобы она была как можно ближе, хотел рассказать ей немного о том, что делал в последние годы.
— Пятнадцать лет назад я и все мои двоюродные братья и сестры стали сиротами. Мои родители, дяди и тети погибли в один безоблачный солнечный день, когда все вместе летели в Швейцарию. Их самолет потерпел крушение где-то в Альпах.
Жюли отложила вилку:
— Джоун, я понимаю, какая это была потеря. Мне трудно даже вообразить, насколько болезненно это было для тебя и твоих родственников.
Он кивнул:
— Это было для нас всех концом счастливой беззаботной жизни. Мы все еще были молоды, но повзрослели за одну ту ночь.
— Да, я знаю почему.
— Мы унаследовали все — дела, состояния, деньги и ответственность. У нас не было выбора — мы должны были заниматься с молодых лет семейным бизнесом. У нас были финансовые советники, но они были с нами только для того, чтобы обогащаться. Мы же должны были быть семьей и защищать друг друга. Так что мы быстро научились надеяться только на себя и на других членов семьи. Несчастье сплотило нас всех раз и навсегда.
Эта история личного становления Джоуна объясняла то безжалостное выражение его лица, которое так насторожило ее. Но то, что она узнала, как он стал таким, каким был сейчас, не меняло его сегодня. На мгновение Жюли задумалась о том, сможет ли он смягчиться, как-то успокоиться. Затем она быстро отбросила эту идею, как слишком глупую и необоснованную.
— Я не слежу за деловыми новостями, но, по-моему, человек должен долгое время прожить где-то на Марсе, чтобы не знать о том, что твоя семья, особенно в последнее время, исключительно преуспевает в бизнесе.
— Да, это так, — кивнул Джоун. — А теперь мы смогли сделать кое-что еще, не менее важное.
— Что же?
— Когда самолет наших родителей потерпел крушение, мы были практически детьми. Но после похорон — общих похорон наших близких — мы собрались в доме Синклера. И поклялись, что разыщем человека или людей, ответственных за смерть наших родителей, и так или иначе совершим правосудие.
Сейчас его лицо казалось еще более жестким и непреклонным, чем когда-либо раньше.
— Так или иначе? — не очень поняла Жюли.
— Мы всегда сначала пытаемся действовать законным путем, но если это не срабатывает, то мы прибегаем к своим собственным методам восстановления справедливости.
Джоун сказал это таким тоном, как будто говорил о самом приемлемом выходе из ситуации. Она почувствовала сталь, прозвучавшую в его словах, и ей стало страшно. Люди, навредившие ему или его семье, не имели никаких шансов.