Прелестные создания
Шрифт:
Ветры дули слабые, но продвигались мы верно, пусть и медленно. Землю я впервые увидела на второй день, когда в поле зрения появились мерцающие меловые холмы к востоку от Брайтона. Когда мы ненадолго остановились там, чтобы выгрузить ткань, произведенную на фабрике в Лайме, я подумывала, не спросить ли у капитана Пирса, нельзя ли мне выйти на берег, чтобы повидаться со своей сестрой Франсис. Однако, к собственному немалому удивлению, я не чувствовала истинной потребности ни в этом, ни в том, чтобы отослать ей записку о том, что я здесь, но довольствовалась тем, чтобы оставаться на борту и наблюдать, как жители Брайтона
На третий день мы миновали Дувр и огибали мыс у Рамсгита, когда увидели корабль по нашему левому борту, севший на мель на песчаной банке. Когда мы подобрались ближе, я услышала, как кто-то из команды сказал, что это «Курьер», корабль, везущий плезиозавра Мэри.
Я отыскала капитана.
— Ну да, это «Курьер», — подтвердил он, — сел на мель на Песках Гудвина. Должно быть, слишком резко пытались повернуть.
В голосе его звучало отвращение и совершенно не было сочувствия, даже когда он велел матросам бросить якорь. Вскоре двое моряков отплыли на лодке к неподвижному судну, где встретились с несколькими членами команды «Курьера», теперь появившимися на палубе. Проговорив с ними всего пару минут, моряки стали грести обратно. Я подалась вперед и напрягла слух, чтобы не пропустить ни слова из того, что они сообщат капитану.
— Груз вчера был забран на берег! — крикнул один. — Его везут в Лондон!
При этих словах все матросы стали насмехаться, потому что они презирали наземные путешествия, как я узнала за время плавания. Это представлялось им медленным, тряским и грязным делом.
Плезиозавр Мэри был теперь где-то среди длинной, медленной цепочки телег, со скрипом пробирающихся через графство Кент к Лондону. Отбыв на неделю раньше меня, теперь плезиозавр, вероятно, прибудет в Лондон после меня, слишком поздно для ученого совета в Геологическом обществе.
Мы прибыли в Лондон на четвертый день, вскоре после полуночи, пришвартовавшись у причала на Тули-стрит. После относительного спокойствия на борту все теперь обратилось в хаос разгрузки при факельном свете, криков и свистков, карет и телег, с грохотом отъезжающих прочь, наполнившись грузами и людьми. Это было потрясением для всех моих органов чувств после четырех дней, в течение которых Природа задавала мне свои собственные устойчивые ритмы. Люди, шум и огни напомнили мне также, что я прибыла в Лондон по делу, а не ради того, чтобы наслаждаться одиночеством, созерцая морской горизонт.
Я стояла на палубе, отыскивая на причале своего брата, но его там не было. Письмо, которое я отправила непосредственно перед отъездом, должно быть, застряло по пути и опоздало. Хотя я никогда не бывала прежде в лондонских доках, но слышала, как в них людно и грязно и как они опасны, особенно для леди вроде меня, которую никто не встречает на причале. Возможно, дело было в темноте, которая все делает более таинственным, но люди, разгружавшие «Единство», даже те моряки, которых я узнала, находясь на борту, теперь представлялись мне гораздо более грубыми и жесткими.
Я не решалась сходить. Но обратиться за помощью было не к кому: остальные пассажиры — даже самоуверенный джентльмен из
Я взяла свою сумку и сошла с корабля в самую гущу грубых, шумливых мужчин, встретивших меня свистом и криками. Прежде чем кто-то успел сделать нечто большее, чем крикнуть, я быстро прошла к зданию таможни, хотя меня и покачивало оттого, что я вновь оказалась на земле.
Будьте любезны, предоставьте мне кеб, — сказала я удивленному клерку, отрывая его от отмеченных галочками пунктов на листе. — Я подожду здесь, пока вы мне его не подгоните, — добавила я, опуская на пол свою сумку.
Я не выпячивала подбородок и не заостряла челюсть, но не сводила с него своих круглых глаз.
Он нашел для меня кеб.
Геологическое общество в Ковент-Гарден находилось неподалеку от дома моего брата, но чтобы попасть туда, надо было пробраться через Сент-Джайлз и Севен-Дайлз со всеми их воровскими трущобами, и я отнюдь не жаждала отправляться туда пешком. Поэтому вечером 20 февраля 1824 года мы с моим племянником Джонни сидели в кебе напротив дома № 20 по Бедфорд-стрит. На улице шел снег, и мы кутались в накидки, спасаясь от холода.
Мой брат пришел в ужас, когда узнал, что ради Мэри я проделала весь путь до Лондона на корабле. Когда, разбуженный посреди ночи, он увидел на пороге меня, то выглядел настолько потрясенным, что я едва не пожалела о своем приезде. Тихо живущие в Лайме, мы с сестрами редко давали ему повод для беспокойства, и мне не хотелось беспокоить его сейчас.
Джон сделал все, что мог, чтобы убедить меня не ходить в Геологическое общество. Казалось, он жалел о том давнем случае, когда не смог сопроводить меня в Музей Баллока на предварительный просмотр экспонатов, выставленных на аукцион полковником Бёрчем. К счастью, он так никогда и не узнал, что я побывала на том аукционе сама.
— Тебя туда не впустят, потому что ты леди, — начал он, первым делом прибегнув к привычному аргументу. Мы были у него в кабинете, дверь которого была закрыта, словно Джон пытался защитить свою семью от меня, своей сумасбродной сестры. — А даже если впустят, то не станут слушать, потому что ты в этом обществе не состоишь. К тому же, — добавил он, поднимая руку, когда увидел, что я собираюсь его перебить, — не твое это дело — защищать Мэри. Ты не должна этим заниматься.
— Она моя подруга, — ответила я, — и никто другой не примет в ее судьбе участия, если этого не сделаю я.
Джон посмотрел на меня так, словно я была маленькой девочкой, пытающейся убедить свою няню, что мне можно взять еще одну порцию пудинга.
— Ты поступила крайне глупо, Элизабет. Проделала весь этот путь, по дороге заболела…
— Это всего лишь простуда, не более.
— …по дороге заболела и понапрасну нас всех тревожишь. — Теперь он взывал к моему чувству вины. — И безо всякого смысла, потому что никто тебя не выслушает.