Преподобный Феодор Студит. Книга 3. Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова
Шрифт:
Но так как мир , несомненно, есть прекрасное дело (я люблю его, хотя и грешник) и так как надобно [Col. 1065] склоняться к нему, то мы и делали это, пока было возможно, удалив значительное бремя, по выражению божественного Кирилла, частью тем, что по общему совету хранили молчание, когда еще раньше объявили невинным сочетавшего прелюбодеев (тогда я находился там), а молчание есть отчасти согласие, за которое ухватившись, противники, как ты знаешь, старались отклонить нас от противодействия, частью тем, что когда объявлено было второе оправдание его от поправших законы Божии, мы говорили: пусть он перестанет только священнодействовать, продолжая пользоваться почетом [368] , по правилу святого Василия [369] , тогда как он служил уже два года вместе с патриархом, что было страшно и выходило за пределы икономии. Не стану говорить о ложных суждениях относительно того, почему мы удалились от него, и о том, как принимали участие в благословениях от пресвитера на пиршествах и в поминовении патриарха. Но между тем как мы по икономии столько уклонялись, они, напротив, с упорством возрастали во грехе; Бог же прозревал нечто лучшее, чтобы и мы, смиренные, не напрасно переносили первую ссылку, и вторгшееся в мир прелюбодеяние как-нибудь не признано было маловажным от излишнего снисхождения к сочетавшему его.
368
Т. е.
369
См.: Свт. Василий Великий. Письмо 217. Правило 70 // Свт. Василий Великий. Творения. Т. 2. С. 778. – Ред.
(126) Поэтому теперь, возлюбленный, настало время говорить нам: доколе ты будешь применять икономию? Покажи свою готовность когда-нибудь и наставлять [370] . Согласно с божественным Василием, нам нужно в точности следовать правилам, ибо иные речи – прежде войны и иные – после войны; в терпении проводить дни наши, как ты внушал, и молиться за гонителей. Я соглашаюсь и с радостью принимаю три твои почтенные изречения: не вводить в Церковь раскол по поводу падения одного человека, не принимать участия в разрешении его и иметь общение со всяким неосужденным священником. Таков, конечно, смысл их.
370
Здесь у преп. Феодора игра слов: (проявлять икономию) – (наставлять, назидать). – Ред.
Отделение из-за одного.
Прости мне, брат, если я не для научения, но для общей пользы разъясню эти слова. Относительно первого: ради одного человека мы не отделяемся от Церкви, которая от севера и запада и моря (Ис. 49:12), и даже от здешней, конечно, кроме одобривших прелюбодеяние. Ибо они – не Церковь Господня; если же они – Церковь, то мы, то есть не принимающие сочетавшего прелюбодеев, отделяемся от этой Церкви ради одного человека, принятого в общение с нею. А так как они – не Церковь Божия, то поистине они отделяются от Церкви Божией ради одного человека, принятого в общение с ними, уподобляясь тем, о которых говорится в летописях; а мы не отделяемся от нее ради такого человека. Относительно второго: мы не принимаем участия в разрешении его, ибо не имеем общения с явно разрешившими его. Если бы мы имели общение с ними, то вместе с тем принимали бы участие и в разрешении его. Но так как мы благочестно не вступаем в общение с разрешившими, то, несомненно, не принимаем участия в разрешении его. Относительно третьего: со всяким неосужденным священником мы имеем общение. Поэтому мы не имеем общения и с Иосифом, как открыто осужденным; осужденными же, конечно, должны быть [Col. 1068] и те, которые служат вместе с ним, низложенным. Если бы мы имели общение с ними как с невинными, то невинным был бы и Иосиф, служащий вместе с ними. Но так как он поистине осужден, то мы и не имеем общения с ним, а также, конечно, и с теми, кто служил вместе с ним, как тоже осужденными [371] .
371
Главный аргумент преп. Феодора – невозможность применения икономии к клирику, ранее осужденному и в течение многих лет несшему наказание, но затем возвращенному в церковное общение без всякой дополнительной процедуры и специального покаяния. – Ред.
(127) Итак, слова твоей святости тверды, и таким образом мы соглашаемся с ними. Да будет между нами чрез истинное согласие здесь нерасторжимый союз и в будущем веке, любезнейший брат мой, чтобы и нам, смиренным, удостоиться хотя несколько последовать доблести отцов наших! Что же касается города твоего, то в нем ты возжег высокий пламень благочестия, которого человек не погасит вовеки. Не печалиться следует, а больше радоваться этому, как и я, окаянный, [радуюсь] рассеянию смиренного монастыря моего, ибо это рассеяние – ради Господа. И не только в том великая слава, что столь многие устояли, не преклонив колен, но хотя бы один, потому что лучше един, творящий волю Господню, нежели тысяща грешник (Сир. 16:3). И не ты сам виновен в рассеянии их, хотя некоторые и болтают это, но я, несчастный. Да будет у нас, если позволишь, общение в том и другом! И такую ты получишь награду за благоугодное рассеяние братий, какой я желал бы себе за оставление Фессалоники ради закона Божия.
О страже моем ничего не скажу: такой он человек и единодушный с Иосифом. Не переставай крепко молиться о моем смирении, добрый и преподобнейший брат и отец мой. Прими к сведению, что Феосост подвергся преследованию за то, что не вступил в общение с тем, кто святотатственно вступил на престол твой, и дерзко изгнан из своего монастыря. Живущие с Афанасием братия наши опять взяты и сосланы туда. Страж мой, отправившись, принес мне поклон от патриарха, который говорит: «Бог простит тебе, мы желали иметь тебя здесь в помощь нам; ты ушел и остался там, я завидую тебе». Выслушав это, я рассмеялся, ибо в то время мне ничего не нужно было отвечать, кроме следующего: если он завидует, то пусть и сам уйдет. Впрочем, он ослабил содержание под стражей, желая доставить отдых. Принес он и от Симеона поклон и [известие], что он хочет сказать императору, что ты истомился в темнице, и смиренный поклон от Леонтия, (128) который говорит: «Я вытерпел нужду, и да не лишит меня Бог слова твоего!» Я сказал, что не требую этого от него. Его принуждали идти к эконому, и к Арсению, и к Иоанну [372] и сказать, что господин Тарасий разрешил его и что теперь только я [прозрел]. Его действительно бичевали.
372
Иоанн – игумен монастыря «Кафары» (Чистых). – Ред.
Находящийся со мною [373] с великим усердием приветствует пастыря моего чрез меня.
44. К консулу Сергию (I, 44) [374]
Ты, как я узнал, получаешь одну государственную должность за другой [Col. 1069] у здешнего кесаря, и притом против воли, возлюбленный мой и почтеннейший. А я, смиренный, не перестаю желать, чтобы ты стал близким другом вышнего Царя всех посредством благочестия, потому что лучше быть поставленным самым незначительным на отдаленном и самом последнем месте пред Небесным Царем, нежели на самом первом пред земным. Впрочем, я, зная твое ревностное попечение о спасении, надеюсь, что ты не потерпишь никакого вреда в душе, но еще получишь пользу от этого сана, так как есть немало способов к достижению пользы. Для бедного данника достаточно не только облегчения податей, но и благосклонного взгляда сборщика царских денег и ласкового голоса и приветливой речи, не говорю о расторжении союза неправды и о других [благодеяниях], которые начальнику легко делать для подчиненного.
373
Студит Григорий. – Ред.
374
Письмо
Что мы возьмем с собой на тот свет.
Итак, при доброте к другим, которым ты имеешь возможность благодетельствовать, не неради о себе самом, господин мой, но [поступай] как благоразумный и знающий, что спустя немного мы отойдем из здешней жизни, ничего другого не взяв с собою, кроме деяний; к ним и будем прилежать, ими и будем обогащаться, как имеющим быть для нас средством [достижения] вечной жизни и наслаждения. Так увещеваю мою кровь, (129) мое желание, поистине отрасль доброго корня Анны [375] , для меня весьма почтенной и весьма любезной и всеми знающими похваляемой за честность, поистине моей блаженной матери во всех отношениях.
375
Тетки преп. Феодора, сестры его матери Феоктисты. – Ред.
45. К чаду Навкратию (I, 45) [376]
46. К игумении Анне (I, 46)
47. К чаду Навкратию (I, 47)
48. К чаду Афанасию (I, 48) [377]
С великим терпением прочитал я письмо твое, возлюбленный брат, и весьма изумился внезапной перемене твоей. Пройду молчанием прежнее, как ты, находясь пред глазами моими, соглашался, что прелюбодейное лжеучение есть ересь, ссылаясь на свое невежество и собеседование с другими; и как после того, прочитав пять слов , отозвался, что они суть пять светов. А теперь, кажется, ты говоришь против них, во всей речи своей высказав сходство с прежним своим невежеством или, лучше, вражду против сказанного моим смирением. Если бы то были слова мои, человека темного, то не было бы ничего удивительного. Но так как словами Господа, апостолов и пророков и, кроме того, богоносными отцами доказано, что это (130) тягчайшая ересь, то пусть посмотрит твое благоразумие и кто бы ни был другой, единомысленный с тобою, против кого вы хотите ратовать. Ибо ваши доказательства относительно того, что это не ересь, простите, не от слов Господних и не от уст святого, но, говоря словами пророка, от земли гласящих (Ис. 29:4), от законов чуждых и от толпы, побуждаемой страхом человеческим [Col. 1072] говорить всё. Ты говоришь, что все друзья и благочестивые, ученые и неученые, изумляются, слыша, что это ересь, и в свое оправдание приводят это: как мы станем называть их еретиками, когда никто не настаивает и не учит прелюбодействовать и разрешать святотатцев? Что они преступники заповедей Господних, нарушители Божественных правил и святотатцы, это справедливо.
376
Текст этого письма и следующих двух утрачен.
377
Письмо датируется 810–811 гг. – Ред.
Но можно ли не удивляться, во-первых, вашему усилию, с каким вы неоднократно представляете то же, что и они, слыша притом истинные суждения, которые могли бы убедить и детей; потом опять, как бы забыв прежде слышанное, представляете то же самое с сильнейшим недоумением и нападением на нас, как будто неосновательно называющих это ересью? Это наиболее всего мне поразительно в отношении вас. О противниках же скажу следующее: как они говорят, что не проповедуют и не учат тому, что они соборно проповедовали и утвердили с анафематствованием тех, которые противятся их учению, или икономии, и чему еще продолжают учить каждый день своими делами? За что же я, смиренный, заключен здесь? За что заключенный отец мой [378] страждет, быв прежде отделен [от других], а потом отведен в то место, в котором содержится? За что архиепископ [379] низложен по суду их и затем в великом стеснении, запрещении и под наблюдением, так что и пищу получал мерою, согласно приказанию, отданному подателям пищи, был заключен во дворце, а недавно отправлен в ссылку? За что твоя честность с братиями находитесь под стражей в Фессалонике, а игумен Феосост изгнан из того же города с учениками своими, а другой тамошний игумен был безмерно бичуем? За (131) что братия Навкратий и Арсений доселе содержатся под крепкой стражей, равно как Василий и Григорий? Почему добродетельный игумен Стефан ушел из своего монастыря с пятьюдесятью учениками, со ста десятью другими и с прежним епископом, произнесши анафему на прелюбодейный собор, как нарушивший Евангелие, о чем свидетельствует отправленное им послание? За что находится под стражей в Амории [380] благочестивейший игумен Антоний, подобно предыдущему вместе со своим братством произнесший анафему на прелюбодейный собор? За что жившие с братом Емилианом связаны и отведены из Никомидии в Финий [381] и испытали бичевания и поругания, а напавшие на них разграбили имущество монастыря, как бы воинскую добычу? За что потерпел гонение в Херсоне благочестивейший епископ Лев, по прозванию Валелад, и почтенный игумен Антоний с двумя другими заключен под стражу? За что наши братия содержатся в темнице в Липаре, по ту сторону Сицилии? За что жившие с Литоием в Херсоне задержаны, оттуда отправлены под стражею к императору, затем посажены в темницу [Col. 1073] в Византии, а другие стерегутся в монастырях?
378
Преп. Платон. – Ред.
379
Свт. Иосиф, архиепископ Фессалоникийский, брат преп. Феодора. – Ред.
380
Аморий – административный центр Анатолийской фемы. – Ред.
381
Финий – город во Фракии на берегу Черного моря, между Аполлонией и Салмидессом. – Ред.
Скажу еще о нас троих. За что в монастыре Агафском объявлено нам от императора через спафариев: «Вы преданы анафеме и низложены собором»? За что содержание под стражею у святого Маманта нас троих, отделенных друг от друга? Зачем прибытие туда тех же спафариев с тремя принесшими от противника [грамоту] для прочтения опять о низложении и анафематствовании нас, хотя мы и заграждали уши, чтобы не слышать? За что мы отправлены в разные места и заключены: и эконом, и Арсений, братия, а другие сосланы за двенадцать миль от Константинополя, так что иные скрываются в пещере, чтобы тайно служить (132) нам, переодевшись в одежду мирян; иные весь день прячутся в гробницах и, не имея возможности являться днем, ходят друг к другу ночью? За что те, которые были найдены, задержаны воинами, заключены в темницу, а потом высланы из города?