Прерванная игра
Шрифт:
Я сижу на жестком стуле и поражаюсь внезапному ощущению. Все вдруг как бы уменьшилось в размерах. Дядя Виктор представился мне крохотным человечком, я вижу его не рядом, а вдалеке. Он шевелит губами, но слова не достигают моего слуха. Прорываются только отдельные фразы, перебитые длинными паузами. Я никак не могу уловить связи: о чем он говорит?
– ...виды, которые в геологическом прошлом населяли Землю. От них человек получил в готовом виде инстинкты.
Изо всех сил стараюсь понять смысл сказанного, но пропускаю мимо ушей целые периоды.
– ...Как же людям удалось объединиться в общество в самом начале? Ведь
Дядя Виктор посмотрел мне в глаза, и от страха, что он догадается, что я ничего не понимаю, я морщу лоб и совершенно перестаю слышать его голос. Потом, минуту или вечность спустя, глуховатый ровный голос Виктора достигает сознания:
– ...Правовые нормы морали, изменяясь в различных социальных условиях, сохраняли неизменную связь с коренными биологическими законами. Человек, нарушивший юридический запрет, угрызения совести испытывал только в случае, если этот запрет подтверждался биологическими нормами. Законы, навязанные силой, не имеющие под собой биологического фундамента древних инстинктов, при их несоблюдении не вызывали угрызений совести, и такие преступники никогда не презирались людьми. Им даже сочувствовали.
Тяжелые словесные формулировки падают в мое сознание бесформенной кучей, не собираясь в понятные мысли. Так, камни, не уложенные один на другой и не связанные раствором, не могут составить здания.
– Смутное сознание подсказывало человеку, что он не только частица всего человечества, но и всей живой природы. Это в нем просыпался голос инстинктов. Что же могло освободить человека от этих пут, сотканных природой, сделать его деятельность враждебной всему живому? Знание и разум. Точнее, неполное знание законов жизни, принятое им за исчерпывающее. Ему казалось, что он постиг тайны своего строения и знает свои потребности.
Я опять погрузился в вату, сквозь которую не мог проникнуть чужой голос. Минут пять Виктор говорил о чем-то, но я не слышал его.
– ...Машине, чтобы стать непокорной, необходимо разгадать природу человека. Она будет стремиться черпать новую информацию и ставить себе промежуточные задачи. Это будет пробуждать ее новые способности. Машина должна помочь мне.
Дядя Виктор смотрел мне в глаза, взгляд его был жесток и сух. Голос стал совсем глухим.
– Так пусть же цивилизация, в которой нет места ее творцу человеку...
– он выдержал небольшую паузу и властно закончил, как отрубил: - погибнет! Не столько смысл сказанного - тогда я, пожалуй, еще и не осознал всего, - сколько взгляд дяди Виктора напугал меня.
– Да, цивилизация Земли должна погибнуть, - Виктор вдруг обмяк, голос его теперь звучал устало, и лицо выглядело утомленным.
– Но это вовсе не значит, что погибнет человечество. Соревнование между человеком и машинами погубит цивилизацию, но не человека. Человек выживет и спустя много тысячелетий создаст новую культуру. И, может быть, урок, преподнесенный ему, послужит на пользу. Такова моя цель. Пусть тебя не пугает это. Это не жестоко, а гуманно. Когда ты возмужаешь, ты познакомишься со всем, что я написал. Возможно, мои записи убедят тебя, и ты продолжить начатое мною. Другого выхода я не вижу.
Наваждение кончилось - я снова был самим собою. Противный машинный голос, звучащий ниоткуда, раздавался в пустынном зале:
– Так я узнала о своем назначении. Этот их разговор сильно разволновал меня. Проклятый мантенераик прекрасно знал, что нужно было заложить в мою схему, чтобы я испытывала мучения от недостатка информации.
Мальчик и старший мантенераик встречались еще несколько раз, но разговор обо мне больше не затевали, как я ни жаждала этого. И только когда люди решили покинуть планетоид, мальчик и конструктор вновь вспомнили обо мне.
Машина продолжала рассказ:
– И она останется здесь одна? Совсем одна!
– воскликнул мальчик.
– На Карсте необходимо сохранить все в целости: попрежнему будет содержаться скот, возделываться поля, сниматься урожаи... Запас продовольствия должен быть достаточным, чтобы могли прокормиться люди, если им почему-либо придется возвратиться назад.
– Но ведь она будет скучать!
– Чувства Машины и человека не совсем одинаковы. Я стремился воссоздать только последствия, аналогичные тем, какие совершает человек, испытывая эмоции. Вложить в нее человеческие чувства я не в силах - мы ведь и сами до конца не знаем, как они возникают и действуют. Она может испытывать энергетический голод или перегрев - это будет вызывать желание избавиться, устранить причину, вызывающую вредное явление. Совпадает ли это с тем, что происходит в живом организме? Скорее, нет. Я запрещаю тебе вводить в нее какую бы то ни было информацию! Никто не может предвидеть, к чему это приведет.
Выходит, я был прав: мальчик не послушался Виктора, подключил к машинному мозгу один из секторов книжного хранилища.. Интересно, что же именно.
Я спросил об этом Машину.
– Художественную литературу и историю, - ответила она.
– Литературу!
– Да, литературу. При этом он рассуждал вслух! "Этот сектор не может ничему повредить. А ей хватит развлекаться надолго".
– Ну и какое же у тебя сложилось мнение об этом роде человеческой деятельности?
– поинтересовался я.
– Неважное, - откровенно призналась Машина.
– Почему?
– Даже в самых пространных сочинениях содержится незначительная информация, да и та зачастую неверна. Когда пыталась анализировать поступки героев, то, как правило, не находила в них логики. Я привыкла решать строгие и четкие системы математических уравнений - от хаоса, который содержался в литературных произведениях, у меня едва не сгорели соединения с силовыми аккумуляторами. Особенно нелогичны поступки тех героев, которым автор симпатизирует: чаще всего они действуют так, словно нарочно добиваются для себя наихудшего результата. Мне ничего не стоило составить систему уравнений и решить, как следовало поступать герою в сложившихся обстоятельствах, - почти всегда герои поступали наоборот.
Хуже всего, что по произведениям литературы редко можно было составить верное представление о быте и обстановке эпохи. Да и среди действующих лиц нередко оказывались персонажи, которых на самом деле никогда не существовало. Все это только сбивало меня. Будь в моем распоряжении достоверные источники информации, скольких ошибок я могла бы избежать!
Разрешить загадку с помощью литературы я не сумела.
Не помогла мне и история человечества. Я насчитала всего несколько попыток установить разумный режим - во всей истории. Нужно было поставить опыт: самой создать человека, изучить его поведение.