Преследование
Шрифт:
— Ты стала его любовницей. Выходит, ты недостаточно хороша, чтобы стать его женой?
— Ты несправедлив к нему! — воскликнула Амелия. И все же разве она сама не задавалась точно таким же вопросом?
— Только не говори мне о справедливости! Ты — чудесная женщина, ты стала бы идеальной женой, ты — не распутница. К тому же он вдовец. Он должен жениться на тебе, Амелия, — вне себя от бешенства, прорычал Лукас.
— Я не могу выйти за него замуж сейчас, при этих обстоятельствах. — Амелия солгала брату, ведь, будь ее воля, она немедленно пошла бы под венец с Саймоном. —
Немного помолчав, она горячо добавила:
— В следующий раз, когда Саймон будет встречаться с человеком по имени Марсель, он может уже никогда не вернуться домой!
— Гренвилла едва ли застигнут врасплох, Амелия. Он не менее умен и опасен, чем его враги, можешь мне поверить, — успокоил ее Лукас.
Потрясенная, она опустилась на диван.
— Я молюсь, чтобы ты был прав. Ты поможешь ему? Ты поможешь нам?
Лукас уселся рядом.
— Конечно, помогу, но я вне себя от ярости из-за вашей связи.
— Я люблю его. — Амелия беспомощно пожала плечами. — И я — уже не ребенок.
Он крепко сжал ее руку.
— Если бы ты была счастлива, я бы, возможно, отнесся к этому иначе.
— Когда я — с Саймоном и мы с ним дома, а войны словно не существует, я — на седьмом небе от счастья! Да, я счастлива, но я боюсь за Саймона, я всерьез опасаюсь за его жизнь. Лукас, я никогда не переставала любить его.
Брат вздохнул:
— Все это время я догадывался о твоих чувствах. — Явно сдаваясь, он снова стиснул ее ладонь. — Ты хотя бы осознаешь, что я должен быть убежден в самых благородных намерениях Гренвилла на твой счет?
— Его намерения благородны, — твердо сказала Амелия.
— Я не знал, что он был в тюрьме. Это беспокоит меня, ведь получается, что он уже попал под подозрение, будучи во Франции. Думаю, его французские друзья до сих пор следят за ним.
— От твоих слов мне легче не стало.
— Мне придется хорошенько подумать об этом. Саймон не может так просто уйти от своих французских хозяев. Я твердо усвоил одну вещь за время этой войны — французские республиканцы свирепы, как бешеные псы. Кто не с ними, тот против них. Врагам Республики уготована одна участь, и это — гильотина. Если республиканцы когда-либо узнают, что Гренвилл — один из нас, ему придется исчезнуть, Амелия, чтобы избежать их мести.
Она задрожала от ужаса:
— У него дети…
— Все семьи, сбежавшие из Франции, вынуждены скрываться даже здесь, в Великобритании, — пояснил он.
— Неужели ты думаешь, что граф Сент-Джаст может вот так просто взять детей и исчезнуть?
— Я думаю, что для человека столь высокого положения, как Сент-Джаст, это будет довольно трудно.
Тогда что же нам делать? — простонала Амелия.
— Возможно, мы просто не в состоянии будем что-либо предпринять. Ты, похоже, забываешь: если Гренвилл решит выйти из игры, Уорлок тоже станет его врагом. Он ни за что не отпустит такого ценного агента, как Гренвилл, по доброй воле — только после того, как Саймон перестанет представлять для него ценность.
На глаза Амелии навернулись слезы.
— Я не знаю, долго ли он сможет
Лукас молчал, странно глядя на нее.
— В чем дело? — не выдержала Амелия.
— Я не шутил, когда говорил, что Гренвилл умен и опасен.
Ее бросило в дрожь.
— И что это значит?
— Эта война превратила таких мужчин, как я — и как Гренвилл, — в хамелеонов. Мы хорошенько усвоили, что должны делать буквально все от нас зависящее, чтобы выжить.
— Ты заставляешь меня еще больше тревожиться.
— Ты ни разу не упомянула о том, как Гренвилл стал французским агентом.
Сердце Амелии учащенно забилось.
— Он сделал это, чтобы выжить, — медленно произнесла она. — У него был выбор: стать одним из них — или отправиться на гильотину.
С уст Лукаса слетел резкий звук.
— Амелия, а мог бы Гренвилл когда-либо предать свою страну?
Она вскочила:
— Конечно нет!
Лукас пристально посмотрел на нее:
— Он не сделал бы этого даже ради спасения собственной жизни — или твоей — или жизней своих детей?
И Амелия вдруг растерялась, не найдя что ответить. Потому что твердо знала: Саймон сделал бы все что угодно, лишь бы защитить ее и детей. Он сам сказал это — и Амелия верила ему.
— Я так и думал, — заключил Лукас.
Глава 16
Лукас настоял на том, чтобы обратно Амелия добиралась в его экипаже. У брата был кучер, и Амелия уселась на заднем сиденье открытой коляски. Мысли беспорядочно метались у нее в голове. С тех пор как накануне подслушала разговор Уорлока и Саймона, она чувствовала себя опустошенной.
Сидя в коляске, Амелия мечтала только об одном: скользнуть в объятия Саймона, закрыть глаза и насладиться покоем в кольце его сильных рук.
И тут кучер вскрикнул.
У Амелии перехватило дыхание, и ее глаза распахнулись, когда коляска резко вильнула в сторону, к краю мостовой. Огромная черная карета пролетела мимо на опасно близком расстоянии. Амелия вцепилась в сиденье, почувствовав, как одно из колес коляски ударилось о бордюрный камень. Ошеломленная происшествием, Амелия обернулась, чтобы посмотреть вслед черной карете, ожидая, что та продолжит свою безумную гонку. Но вместо этого карета резко развернулась перед ними, заставив запряженного в коляску Лукаса коня заржать и стать на дыбы, чтобы не врезаться в другой экипаж. Черная карета сбавила ход перед коляской, словно нарочно преграждая путь.
Амелия не могла поверить своим глазам — неужели другой кучер сошел с ума? Или был пьян?
— Как наш конь, с ним все хорошо? — воскликнула Амелия.
— Он в полном порядке, — задыхаясь, ответил кучер, — но нам очень повезло, мадам, что мы не врезались в эту карету.
Амелия встала, держась за предохранительный ремень. Не успела она спросить, нет ли кого-нибудь в карете и не пострадал ли кто-нибудь, — как дверь черного экипажа распахнулась. Из кареты быстро вышел какой-то человек и направился к ней.