Пресс-центр
Шрифт:
– Вы стенографировали все важные совещания?
– Да. Особенно если собирались представители разноязычных стран…
– Господин Грацио приглашал вас когда-нибудь на ужин?
– Только с компанией.
– Вы знали его близких друзей?
– Как вам сказать… По-моему, близких друзей у него не было, инспектор. Я знаю, что он уезжал отдыхать – дней на пять, не больше – на свою яхту в Палермо… Там не бывал никто из его служащих… Он был со всеми очень добр и ровен… Нет, я не знаю его близких друзей.
– А какими были его отношения
– Это его… Как бы сказать… Я не уверена, являлись ли они его компаньонами, но, мне кажется, он доверял этим людям и делал с ними серьезный бизнес.
– Какого рода?
– Господин Грацио никогда и никому не рассказывал о своем бизнесе, инспектор, это не принято.
– Вы хорошо знакомы с этими людьми?
– Нет. Поверхностно.
– Вы хорошо относились к покойному?
– Очень.
– Вы не хотите помочь мне в установлении истины?
Женщина снова закурила; пальцы ее не дрожали больше, но лицо было бледным и глаза тревожными.
– Я готова помогать во всем, инспектор.
– Меня интересует любая подробность, любое ваше соображение о случившемся… Может быть, вас тяготит что-то, вы подозреваете кого-либо?
– Нет.
– Вы считаете, что у Грацио были веские причины уйти из жизни?
– У каждого человека есть своя тайна.
– Вы не замечали каких-либо аномалий в его поведении за последние недели или месяцы?
Женщина покачала головой, ничего не ответила.
– Вчера по телефону вы говорили, что все случившееся ужасно, что это невозможно, он так любил жизнь и все такое прочее… Господин Грацио был человеком настроения?
– Нет, он был человеком дела, там настроения невозможны…
– Почему господин Грацио мог решиться на такой страшный шаг, фрау Дорн?
– Я не знаю…
– Скажите, пожалуйста, на последних совещаниях вашего наблюдательного совета не было тревожных сигналов о близящемся банкротстве?
– Если бы эти разговоры и были, я не ответила бы вам, инспектор, потому что подписала обязательство не раскрывать секреты концерна в течение десяти лет после окончания работы…
– Я понимаю вас, фрау Дорн… Когда вы беседовали с господином Грацио перед его последним телефонным звонком?
– Это было… Мне кажется, дней восемь назад… Он звонил из…
– Откуда?
– Из Гариваса…
– И что же?
– Продиктовал памятку…
– Это секрет?
– Думаю, нет… О подробностях я вам говорить не стану, но касалась эта памятка – только для членов наблюдательного совета – энергопроекта для Гариваса…
– В ней не было ничего тревожного? Простите, но я вынужден поставить вопрос именно в такой плоскости, фрау Дорн.
– Нет, – чуть помедлив, ответила женщина. – Я бы сказала…
– Что? – подался вперед Шор. – Что бы вы хотели сказать?
– Я бы сказала, что тон памятки был вполне… оптимистичным…
– Вы можете предположить, что могло подвигнуть господина Грацио на самоубийство?
– У
Шор откинулся на спинку кресла, бросил под язык мятную таблетку, потянулся и, нажав на одну из кнопок селектора, спросил:
– Что там с расшифровкой записи беседы? Готова?
– Да, – ответили ему.
– Очень хорошо. Прочитайте мне, пожалуйста…
– Да, но…
– Нет, она не услышит, я переведу разговор на трубку, читайте.
Он не смотрел на женщину, он смотрел в окно, где ее отражение было четким, и сразу же заметил, как она потянулась к сумке и нервно закурила.
Шор сидел словно каменный, только открывал и закрывал глаза, лицо его иногда сводило гримасой…
По прошествии нескольких томительных минут он сказал:
– Благодарю, Папиньон, молодец.
Положив трубку, Шор повернулся к фрау Дорн и усмехнулся, не разжимая рта.
– Вы все поняли?
– Не-ет…
– Фрау Дорн, вы читающий человек, у вас дома прекрасная библиотека, и большую ее часть составляет детективная литература, не надо лгать мне попусту… Поскольку я не очень-то верю в самоубийство вашего босса – говорю вам об этом доверительно, вы не вправе передавать мои слова кому бы то ни было, – мне пришлось взять под опеку и контроль всех тех, кто был близок к Грацио… От греха… В ваших же, кстати, интересах… Если Грацио действительно убили, то и вас шлепнут как муху… Ясно?! О чем вы говорили с тем человеком, который позвонил вам в отель в девять и пришел в десять вечера? Я хочу, чтобы вы это сказали на диктофон, потому что в противном случае я обращу записанную моим помощником беседу с этим человеком против вас! Вы утаиваете правду от следствия! Таким образом, вы покрываете тех, кто повинен в гибели Грацио! Ну, давайте!
– Я не знаю этого человека… Я не знаю, я ничего не понимаю. – Женщина заплакала. – Если тем более вам уже все известно.
– Повторяю, я не желаю вас позорить… Одно дело – вы сами рассказали мне все, а другое – если я вызову вас в суд в качестве человека, который скрывает правду! Говорите, фрау Дорн, можете говорить так, как вам представляется удобным сказать, я вправе представить следствию запись, но могу и не представлять, а передать ваши скорректированные показания.
– Я не знаю этого человека, – повторила женщина, – он позвонил и сказал, что ему необходимо увидеть меня по поручению господина Раффа…
– Кто это?
– Мой бывший шеф.
– Где он?
– Он вице-президент филиала «Кэмикл продакшнз» во Франкфурте.
– Дальше…
– Рафф никогда бы не стал тревожить меня попусту… Значит, что-то случилось…
– Дальше…
– Этот господин отрекомендовался его новым помощником; он сказал, что его зовут мистер Вакс… Говорил, что вокруг гибели господина Грацио начинается скандал… Втянуты темные силы… Словом, я не должна давать никаких показаний, чтобы не поставить в опасность жизнь мамы и мою…