Пресс-хата для Жигана
Шрифт:
«Сегодня меня никто не потревожит… Мне бы хоть день выстоять да ночь продержаться. Ничего, прорвемся…» — думал он, разглядывая разводы на потолке.
Следующая встреча следователя с владельцем страховой компании состоялась в облюбованном кафе на набережной. Тихое и уединенное место, приглянувшееся Колесникову, настраивало на романтический лад. Возле столиков шелестели плакучие ивы, а плеск воды действовал умиротворяюще.
Нервы у обоих мужчин были на пределе.
Петрушак, вызванный по телефону, прибыл первым. Он уже пропустил порцию пива «Хайникен»
— Приветствуем, Геннадий Семенович, — протягивая широкую, словно лопата, руку, поздоровался он.
— Здравствуйте, — вытирая жирные губы салфеткой, ответил, вставая, Петрушак.
Заказав кофе и баночку кока-колы, Колесников прикладывался то к чашке, то к баночке. Заметив удивленный взгляд следователя, пояснил:
— Приучился запивать кофе колой на одном испанском курорте. Сначала очень не понравилось, а потом оценил по достоинству оригинальное сочетание горечи кофе с прохладной сладостью колы. Хотите попробовать?
Кисло улыбнувшись, следователь отказался:
— Мне эти фокусы не по нутру. У вас, богатых, свои привычки. А мы привыкли жить по старинке. Плотное мясное блюдо да под пивко — что может быть лучше?
Подцепив вилкой кусок мяса, Петрушак самозабвенно зачавкал. Он преднамеренно тянул время. Сказать щедрому клиенту пока было нечего. Деньги, полученные от Колесникова, оказались неотработанным авансом. При одной мысли, что деньги, возможно, придется вернусь, Геннадия Семеновича начинало мутить. Он уже спрятал стопку купюр во вмонтированный в стену сейф, своего рода домашнюю казну, сокровищницу, радовавшую глаз.
Колесников невесело усмехнулся:
— Не люблю когда прибедняются, Геннадий Семенович. Впрочем, это национальная русская черта. Неприлично быть богатым, когда народ страдает от нищеты. А то, что половина этого народа предпочитает жрать водку и ничего не делать, — в порядке вещей?!
— Да, да… вы во многом правы, — глотнув пива, поддакнул Петрушак.
Глава компании, увлекшись, продолжал развивать понравившуюся мысль:
— Так удобно быть нищим. Обижаться на весь мир. Ничего не предпринимать, чтобы вытащить себя из грязи, и при этом с горя хлестать водочку. А потом, нажравшись, распустить сопли и ныть, что разворовали и распродали Россию. А может, лучше ее распродать и разворовать, чем пропить.
— Возможно, — откликнулся следак, не переставая жевать.
Официант не забыл о щедрых чаевых, и буквально порхал вокруг столика, то и дело меняя пепельницы и осведомляясь «чего изволите».
Колесникову надоела его назойливость, и он рявкнул:
— Мальчик, свободен!
Согнувшись в полупоклоне, официант удалился и устроился возле стойки, продолжая издали наблюдать за щедрым клиентом.
Слегка вздрогнув от окрика, Геннадий Семенович поперхнулся. Он долго кашлял, не удосужившись прикрыть рот рукой. Следак побаивался людей типа Колесникова. У тех хватило решимости сколотить состояние и стать относительно независимыми. А Геннадий Семенович вечно от кого-то зависел. Вот и отыгрывался на подследственных.
Дождавшись, пока следак справится с приступом кашля, Колесников задал вопрос:
— Ну, и каковы результаты?
Вопрос подразумевал четкий и конкретный ответ, а у следователя его не было, и он сосредоточенно разглядывал содержимое тарелки
Молчание затянулось.
— Геннадий Семенович, у вас проблемы со слухом? — съязвил Колесников.
Тянуть резину дальше не имело смысла.
— Нет. Слух у меня отличный, — пробормотал Петрушак.
— В чем же дело?
— Задержанный сказался крепким орешком, — начал следак издалека.
— Ничего удивительного. Вы же не в детском саду работаете. Раскалывать преступников ваша прямая обязанность. Не так ли, Геннадий Семенович?..
— Верно подмечено. Но задержанный всего лишь подозревается в соучастии. Прямых улик против него нет, — не поднимая глаз, произнес Петрушак.
Наступила пауза. Колесников набил трубку, сделанную мастерами фирмы «Альфред Данхилл», закурил и глубоко затянулся. Через секунду голова его скрылась в густых клубах ароматного дыма, сквозь который вулканической лавой прорвался его недовольный голос:
— Значит, Геннадий Семенович, вы облажались с задержанным. Не прошли ваши ментовские штучки… Скверно… очень скверно…
Пытаясь оправдаться, следователь затараторил:
— Мужик упертый до беспредела Четверых лбов поломал. А я запаковал его в камеру с отпетыми отморозками. Думал, сломается. Так он, представляете, этих отморозков по струнке ходить заставил. Такого в моей практике еще не было. Непростой мужик. Я, Владимир Петрович, за свои слова отвечаю.
Колесников слушал, не перебивая. Иногда разгонял дым рукой, чтобы взглянуть на следака, и все больше мрачнел.
А следак с невольным облегчением сообщил:
— Придется отпускать задержанного. Нет оснований держать его под стражей.
— И что, никаких зацепок? — переспросил Владимир Петрович.
— Кроме несколько сомнительного паспорта — никаких, — подтвердил следак.
Погрузившись в раздумье, Колесников некоторое время молчал. Затем сделал неожиданное предложение:
— Пусть с этим кадром поработают мои люди.
Такое предложение могло стоить следователю не только карьеры. Запустив людей Колесникова в камеру к задержанному, Геннадий Семенович мог оказаться за решеткой. Ведь это прямое должностное преступление, подпадающее под статью Уголовного кодекса.
Владимир Петрович, догадавшись об опасениях следователя, поспешил успокоить его:
— Не бойтесь. Они не станут бить упрямца. Не будут пытать электротоком или натягивать на голову противогаз с закрученной трубкой. Это штучки из вашего ментовского арсенала. Мои люди просто побеседуют с парнем. Прощупают на вшивость.
— А если о визите узнает начальство? Мне же кандалы прямо в кабинете наденут. Вы понимаете…
Колесников хмыкнул:
— За определенную сумму ваше начальство закроет на это глаза. Гарантирую, с парнем ничего не случится. Во всяком случае, ничего серьезного… Поймите, я не могу допускать проколов. Вчера угнали очередную тачку тоже очень известного человека. Моя фирма не сходит с газетных полос, журналисты поливают ее грязью. На меня и на мое дело идет настоящая охота. Я не могу медлить.