Престидижитатор Сталина
Шрифт:
— Отнюдь, внутри вагоны весьма различны. В синем кресла кожей обиты оленьей, мягкие, а зеленом — сиденья деревянные и теснее стоят. А в салоне — он снова указал на белую повозку, — вроде и место для сна имеется, и стол для дел каких или же для обеда. Ну и ретирадник куда как лучше отделан. Мне в нем ездить не доводилось конечно, но рассказывали.
— Ретирадник в вагоне?
— В каждом есть, просто в каком покрасивее, а в каком попроще. В Липецк-то поезд семь часов идет из Тулы, как же без ретирадника?
— Понятно, — протянул Николай, хотя, откровенно говоря, он пока еще ничего про поезд не понял. — Но выходит, что я поеду в женском вагоне?
— Что вы,
— Полковник, вы, гляжу, уже все тут знаете, так что поедете со мной, будете рассказывать что там и как.
В вагоне Николая очень удивила огромная кровать — такая, на которой и ему было можно вытянуться, и он даже поинтересовался у Дорофеева:
— А это Алёна Александровна что, такая же дылда как и я?
— Да нет, женщина она, конечно, высокая, но всяко не выше Натальи Николаевны Пушкиной. Ну, разве что на полвершка. А если вы про опочивальню — так у Павлова давно заведено, что в любом постоялом дворе должно быть место, и для императора годное: мало ли, говорит, куда император по делам приехать пожелает, так ему везде место для… как он там говорил, ну да, для плодотворного отдыха должно найтись.
Когда поезд тронулся, Николай с любопытством разглядывал в окно проносящиеся мимо просторы. Почти такие же, какие были видны и из окна экипажа. Неожиданно, после очередного поворота, в окне он увидел очень странную деревню:
— Полковник, а это что такое?
— Это мы въехали уже в поместье Павлова, тут все деревеньки теперь такие. Поначалу, конечно, выглядит непривычно…
— Это Павлов что, сумасшедший?
— Определенно нет. Дома сии ему встают даже дешевле обычной рубленой избы, а мужики у него болеют меньше и, следовательно, работают больше и лучше.
— Дешевле? А колонны перед входом он ставит чтобы еще дешевле дома сделать?
— Именно так. Колонны у него на бетонном заводе льют, лучше вас самому увидеть как. И обходятся они не дороже пары дюжин кирпичей, к тому же служат опорой для перекрытий бетонных, сиречь каменных, очень тяжелых но совершенно негорящих, и крыши черепичной. Что тоже изрядную экономию дает, ведь в такой деревне пожаров опасаться не приходится…
Осмотр металлургического завода в Ханино много времени не занял, но все, что для себя отметил Николай из интересного, свелось к паровой машине, да и то, лишь потому, что ему сказали, что «точно такая же и на паровозе стоит». А еще такая же стоит и на другом заводе, в Одоеве — и вот там царю очень понравилось смотреть, как делаются заинтересовавшие его «колонны для мужицких изб». То есть, как ему пояснили, их и для изб использовали — а вообще-то их отливали (в вертящихся на хитрой машине формах) из какой-то «серой каши» много для чего, и главным образом для железнодорожных станций: там на таких ставилась крыша над платформами, где пассажиры в дождь могли в вагоны садиться не боясь намокнуть. Но все «самое интересное» императору пообещали показать на заводе в Липецке, так что Николай решил еще на день задержаться, благо из Одоева в Липецк по рельсам можно было добраться меньше чем за пять часов.
Когда поезд остановился возле очередной станции («для пропуска встречного поезда», как подсказал Дорофеев), внимание Николая привлек яркий щит, установленный у дороги в том месте, где она ныряла в лес. «Мужики, берегите природу — мать вашу!», гласила сделанная на фоне нарисованных зеленых деревьев и голубого неба большими белыми буквами надпись на щите, но внимание Николая привлекло не это. Он повернулся, подтолкнул сидящего в кресле и что-то увлеченно читающего Бенкендорфа, и, указав на щит, спросил:
— Александр Христофорович, тебе это ничего не напоминает?
Главжандарм Российской Империи усмехнулся:
— Тут даже цензурной комиссии придраться не к чему будет.
— Вот именно, и придраться не к чему. Но если всё написано цензурно, а читаешь написанное матом…
— Думаете, опять канадский подполковник? У него тоже все написано было русским языком, хотя и сплошные ошибки, и из-за них, думаю, там многое воспринималось как матерщина… а здесь ошибок-то нет!
— Здесь и мужик лапотный ошибок бы не наделал, негде просто.
— С этим соглашусь. Прикажете за этим Павловым повнимательнее проследить?
— Нет. Наверное нет. Я подумаю… завод его в Липецке посмотрю, тогда и решу.
Продолжение развития
Где Герой догадался, наконец, что он, собственно, хочет сделать, и как. И приступает к реализации своего проекта.
Чтобы совсем уж подружиться с тульскими властями, я в городе выстроил (на что всего-то четыре месяца ушло) «передовой инфраструктурный объект». То есть я его выстроил большей частью из-за того, что от заводов до домов, для рабочих выстроенных, было далековато, а мне уставший в дороге рабочий возле станка был нафиг не нужен. Конечно, мало кто мог за полчаса устать — но я решил не рисковать и выстроил в городе трамвайную линию. Ну как трамвайную, конку конечно, но назвал ее именно этим словом. Причем в Туле рельсы уложил в полутораметровую колею: подумал, что если в вагон народу лишку набьется, то упитанные работяги на узкоколейке его и перевернуть смогут.
Правда, чтобы построить трамвайные пути, годные для конной тяги, пришлось еще немножко поднапрячься. В селе Стрелецкие Выселки возле Михайлова (это была уже Рязанская губерния) пришлось поставить четыре цементных печи и цех по выпуску бетонной плитки. И выстроить все это было несложно, а вот заполучить село в собственность… Официально оно никому не принадлежало, там жили лишь однодворцы. Бедно жили, можно сказать нищенски (земля была уж совсем убогой, урожаи часто едва покрывали расходы зерна на посев), но народ за эту землю держался буквально зубами. Мне с огромным трудом удалось уговорить лишь одного мужика на продажу земли (причем лично к нему пришлось ехать), но после этого все стало проще и через год мне всю землю вокруг села продали. Потому что первому мужику я выстроил «стандартный сельский дом», выдал «казенную» (то есть мою все же) лошадь с телегой и нанял его же за нормальную зарплату на работу. Простую, возить известняк и глину с карьеров — однако доходы мужика сразу выросли втрое (и это при том, что он еще и жить стал в «настоящих хоромах»). И если раньше мужики мотались в Михайлов в надежде подрядиться на перевозки каких-то грузов, то теперь они дома зарабатывали больше…
Но чтобы делать много цемента, то нужно и гипса много. Где его взять — я в принципе знал, проблема была в том, что село Княгинино принадлежало Бобринским, у которых выкупить кусочек земли было делом практически невозможным. Точнее, в принципе невозможным: это село, как и несколько других, для моих целей подходящих, составляли майорат — то есть эти земли вообще нельзя было продавать целиком или частями, или даже в аренду отдавать. Однако все же знают: если нельзя, но очень хочется, то можно.