Преступление века
Шрифт:
Она кивнула.
— И у меня никаких шансов?
— Практически никаких…
— Стало быть, имеются теоретические. Ну что ж, неплохо… — сделал он утешительный для себя вывод.
— Мне пора, — сказала она, нажимая на кнопку вызова лифта, — да и тебе еще предстоит ехать через полгорода.
— Хороший вечер… — печально произнес Лешка с поникшей головой, — значит, через пару дней созвонимся?
— Созвонимся. Спокойной ночи и спасибо за приятную компанию.
Она потрепала его по вихрастой шевелюре, вошла в кабину лифта, еще раз на прощание улыбнулась и нажала на клавишу с цифрой «семь». Как только двери закрылись, девушка кинулась лихорадочно искать
— Старший, как мы и предполагали, ошибается. А вот с младшим дела обстоят гораздо хуже… Если он повлияет…
Короткий вопрос заставил ее на мгновение замолчать, после чего она еле слышно уточнила:
— Подробности первой операции ему были известны изначально. О третьей он уже в курсе. Осталась вторая…
Закончив разговор, врач скорой помощи захлопнула крышечку мобильника и, переведя дух, словно поднималась до седьмого этажа пешком, вошла в свою квартиру.
В это время на лестничном пролете этажом ниже стоял и впрямь запыхавшийся Волчков — начинающий, но многообещающий следователь, закончивший с отличием Московскую академию права. Подслушав доклад Алины по телефону, он достал синий блокнот, сделал в нем несколько пометок и, неслышно ступая, направился вниз. Шепотом, на ходу Алексей дочитывал строчки давно любимого и почитаемого Осипа Мандельштама:
— Я вернулся в мой город, знакомый до слез,До прожилок, до детских припухших желез,Я на лестнице черной живу и в висок,Ударяет мне вырванный с мясом звонок…Глава IX
Нокаут
На этот раз новоиспеченный Юрий Борисович Левитан пробыл в камере временно задержанных недолго — отоспался на жестких нарах ночь, протрезвев и излечившись от небольшой дозы алкоголя. Утром тридцатого октября дежурный по отделению составил протокол с описью имущества и поспешно сбагрил буйного хулигана конвойной службе, а те, в свою очередь, скоренько доставили нарушителя в изолятор временного содержания. Но и там Лавренцова продержали лишь несколько часов, измазав каждый палец в черной краске, сделав традиционные фотоснимки «на долгую память» и тщательно испросив личные данные. Вскоре он трясся в скрипучем тарантасе с теми же конвоирами в направлении СИЗО № 1…
«Растешь Аркаша… — угрюмо рассуждал невольник, сидя в наручниках на деревянной боковой лавке автозака и поглядывая через решетку на вожделенную, недавно утраченную свободу, — три месяца назад благодаря Олегу Давидовичу ты провел на нарах тридцать первого отделения милиции лишь сутки. Теперь, по собственной инициативе, загремишь, похоже, на больший срок и ни куда-нибудь, а в знаменитые Кресты. А мог ведь сейчас потягивать пивко в роскошном кабинете или, скажем, с Алиной в Мариинском арии о любви слушать. Вот ведь перипетии, век воли не видать…»
— Вылезай, приехали, — неучтиво скомандовал высокий, тощий старшина, когда допотопный транспорт остановился на территории следственного изолятора.
Бывший фээсбэшник спрыгнул на асфальт и, понурив голову, зашагал следом за служивым. Позади
Процедура оформления на новом месте жительства заняла чуть менее получаса и вскоре перед Аркадием Генриховичем гостеприимно распахнулась дверь многоместной камеры. Вдохнув спертый воздух, он шагнул внутрь полутемного помещения.
Только за Юрием Борисовичем Левитаном гулко брякнула о массивный косяк дверь, и лязгнул засов, как из дальнего угла, где тесным кружком расположились играющие в карты «заслуженные ветераны» зон, донеслись приглушенные голоса:
— О, гля! Еще одного притаранили!
— Вахтурить по хате будет вне очереди…
— Э, мужик! Внизу местов нету. Выбирай: либо наверху, либо на полу…
— Пусть отдыхает у параши…
Вряд ли подполковник стерпел бы такое обращение, невзирая на несметный численный перевес уголовников. Вознамерившись сразу же, как говорят: не отходя от кассы задать легкую трепку парочке ближайших картежников, он сделал несколько шагов в их сторону, но внезапно дорогу ему преградил рыжий, коренастый мужичок лет сорока восьми.
— Не спеши братан с рукопашной, здесь свои законы… — негромко предупредил зек, — вон, значится, твоя койка, сверху…
«Зычара со стажем — с десяток отсидок за плечами… — сразу определил Аркадий, рассматривая завсегдатая мест не столь отдаленных, кожа которого пестрила наколками, — похоже, самый матерый из здешних. Таковые везде выстраивают бытие исключительно по понятиям, с «зонным» кодексом чести, и слово держат строго. Наверняка именно он назначен старшим камеры…»
Рыжий, тем временем, указал пожелтевшим от курева пальцем на верхний ярус, но, заметив отсутствие матраца на голой металлической сетке, возмутился:
— Кто опять подстилку увел? Шо за бардак в келье произрастает?
Скрупулезное дознание и наведение порядка на вверенной ему территории провести не удалось. В этот момент скрипнул дверной засов и в проеме возник контролер в форме. Поигрывая внушительным резиновым инструментом устрашения, он неторопливо прошел до середины каземата и, обведя тяжелым взглядом притихших постояльцев, качнул дубинкой в сторону рыжего:
— К начальнику СИЗО. Всех старших камер собирают…
Когда за ними закрылась дверь, к Лавренцову неслышно подошли два обитателя каталажки, явно не относящиеся к бывалым преступникам.
— Конышев Вячеслав Кузьмич, — представился первый — лысеющий увалень средних лет с мешками под глазами, — бывший главный бухгалтер коммерческой структуры, сижу под следствием из-за сокрытия налогов…
— Гориев Альберт, списанный военный летчик. Говорят, по пьяни витрины супермаркета на Литейном побил, — улыбнулся следующий обитатель душной «коммуналки».
Познакомившись с «приличными» соседями, Аркадий собрался отыскать матрац и возлечь, да за дверью снова раздались шаги, и вскоре показалась фигура старшего зека.
— Сегодня Злыдень в Крестах гостит, всем быть начеку! Особливо на вечерней проверке… — проинформировал он и подошел к новенькому: — меня Лисом кличут, стало быть, из-за масти верхнего шерстяного покрытия, а тебя как?
— Юрий. А кто такой Злыдень?
Выковыривая свежую пачку сигарет из блока, он присел на нижнюю койку, рядом с Левитаном и, усмехнувшись, пояснил:
— Имеется в штате тутошнего УИНа одна падла… Надо же было унаследовать от родичей такую фамилию — Добрый!.. Любимое выражение: «Десять суток карцера!» Угощайся…