Преступная гардеробщица
Шрифт:
Один раз Наде даже посчастливилось узреть эту звезду «чисто случайно»: занося в кабинет администратора проштампованные билеты, застала в начальничьем кресле такой же ухоженный, как мать, экземпляр, только моложе раза в два. Сама мать, правда, явно была не в себе, и что самое невероятное – не в голосе даже. Не она, а с ней разговаривали покровительственным тоном. А она лишь робко-влюблённо смотрела на тонкую стильную девушку, сидящую подле её стола, без малейшего нажима подавая реплики, начинающиеся со слов «Ирочка, ласточка!»
В
«При посторонних. Не взирая…»
…Как на войне, сказала Мартышка, где ни дня, ни ночи, точнее, они сливаются в одно, в такое, что не даёт думать о себе, о том, что от разноцветной мозаики жизни осталось… Рожки да ножки от неё остались. Как огорчалась маленькая Надя, когда в любимой детской игре растерялись мелкие детали, из которых складывались картинки. Ничего не складывалось. А тут – что там детали, сам составитель… не знал, где же он теперь: ни среди дня, ни среди ночи – ни с каким радаром его не обнаружить. Где он, подлинник Надежды Ефимкиной? Неужели вот – за прилавком, в халате когда-то синего цвета?
Как не потеряться, когда столько уже растеряно. Семья… Не только родители её покинули. Видно, действительно, молодая учёная была больше замужем за своей работой, чем за своим мужем. Он не захотел конкурировать: не произнося монологов, особо не тратя сил и на диалоги, незаметно перестал появляться на территории их совместного проживания. Не мог смириться с тем, что порядок вещей на ней был одним вопиющим беспорядком. Потом рассказывали, кто знал, что на новую кухню, где его теперь потчуют, даже страшно заходить без бахил – как в операционную, такая чистота.
После был человек, тоже из их научной компании, отчаянный, признанный экспериментатор. Настоящий образец деятеля науки, до которого хотелось дотянуться. С ним у них было столько общего, и не только в науке, что даже внешне они стали походить друг на друга. Все кому не лень их спрашивали – вы брат и сестра? Да только… и он уехал тоже. Потом как-то пришла по почте открытка с видом города Бостона. И всё. Одно обнищание накладывалось на другое, в результате – вакуум во всём. А подруги? Ну что подруги. У них у каждой своё – мужья, дети, своих забот…
Дневной отрезок часов в театре, ночной – в больнице. Дом Надежды, то бишь подёрнутая пыльной завесой однокомнатная, в прошлом жилая, клеть, существовал где-то сам по себе, почти не видя
Между утренними и вечерними спектаклями были интервалы. Можно было побыть дома часа два – это если сгонять на метро плюс автобусе. Метро построили для того, чтобы обрубить все прежние длинные маршруты по земле, так что без пересадки – никак. Грубый подсчет говорил, что если каждый день столько выкладывать на дорогу – вряд ли имело смысл суетиться с устройством на эту работу.
На утренних спектаклях особенно мучительно брал в свои оковы сон – не сбросишь. Анюта посвятила коллегу в таинства засыпания буквально на ходу, да так, чтобы ни один из ястребов администрации не просёк. Пока шёл спектакль, разрешалось сидеть – нацепи на нос очки – и спи себе.
Впрочем, не знала Надя, только ли хронический недосып был причиной валящего с ног, как слон, сна во время смены. Раньше она, бывало, любила после напряжённой работы вечерами окунаться в сон. И он не был отключкой на все сто. Скорее, переходом, путешествием, погружением. В нём без всяких специальных ухищрений, как бы нечаянно, можно было нащупать подсказку к решению задачи, которая мучительно не разрешалась во время несна. Теперь же хотелось отключиться, так отключиться – напрочь. Исчезнуть, выпасть из действительности, в которой было теперь так мало того… ради чего стоило в неё возвращаться. Не спать – пыточный эксперимент над собой.
Так или иначе, поначалу фокус с очками удавался. Пока не заложили подружки, приближенные к административно-хозяйственной элите.
Главная наставница тоже не всегда была на высоте по части приспособленности к жизни настолько, что подопечная терялась. Пришла как-то Анна на работу совсем больная на вид, явно с температурой. Хрипло-простуженно доложила:
— Вчера днём вырвалась в кои-то веки домой на часок, кх-кх-кхе…
— Ты что-то совсем… Я как раз собиралась чайку поставить. Ну, и?!
— Что ну и? Нет там никого, вот тебе и ну…
«Домой? Она? Да ведь нет у нее никакого дома! Есть только этот кусок гардероба с чужими шубами и пальто, да списанная тумбочка со списанным барахлом».
— Ну, нет никого. И что?
– Что, что? Так и не попала никуда. Ключа-то у меня нет.
– Как нет ключа?
– И ведь всегда кто-то торчит дома, куда им ходить-то? Один потерял работу, другой ещё не нашёл. А тут – как сговорились. Не раньше, не позже. И холод, как нарочно.