Преступная гардеробщица
Шрифт:
Бестолковое барахтанье затягивалось, мало-мальски твёрдого под ногами – ни-ни. Что теперь вспоминать свою лабораторию? Самое обидное, что всего-то чуть-чуть, каких-то месяцев не хватило, чтобы обставить зарубежных коллег-конкурентов в серии исследований. Да, собственно уже и обставили, надо было только оформить все бумаги, как положено. Завлаб – молодец, долго не мешкая, перемахнул к тем самым конкурентам. Позднее ещё переманил нескольких. Хвастались потом, успели – выдвинулись-таки на премию, на ту самую. Как знать… Уехали-то все лучшие.
Вот и Надежда – тоже перемахнула. Это ж надо! Через Большой Барьерный риф!
По выходным, на дневных детских спектаклях, всё было ещё более пёстро, суетливо, чем на вечерних. Напротив Надиного рабочего места повисало подвижное разноцветное облако: воздушные шары, вот именно воздушные, наполненные лёгким газом – они потом плыли в воздухе, таща за собой на верёвочках детей. Если ребёнок ненароком выпускал верёвочку, шарик отправлялся в самостоятельный полёт и, как правило, безвозвратно – в потолочную высь, выше всяких фикусов и пальм. Так и жили потом улетевшие, прилепленные к потолку, пока не испускали весь воздух.
Надо ли говорить, как эти невозвращенцы огорчали неосторожных покупателей. Никто из них, конечно, не проходил ещё закона эффузии Грэма. Может, этот шотландец тоже когда-то лишился шарика, потому-то на полном серьёзе занимался исследованием истечения разных газов через отверстия. Ну и доказал экспериментально, что скорее улетучиваются менее плотные газы, т.е. те, что легче. Значит, раз шарик улетел – в нём легчайший газ и, значит, скоро он совсем испарится. И он вернётся, правда, уже сдутый.
Дрогнула ручонка у одной девочки, когда она принимала переливающееся чудо из рук матери, и оно, это чудо, жестоко устремилось ввысь. Не долетев до самого потолка, зацепилось за большой ветвистый фикус. Надя, даже не видя толком лица девочки, знала, что сейчас услышит всё фойе – отчаянный вопль утраты. Опережая его, она бросилась вглубь гардероба, крикнув на ходу другой гардеробщице, чтобы присмотрела за участком. Рядом, в кладовке уборщиц, хранились швабры. Забравшись с добытым орудием на барьерный прилавок, Надя, удивляясь своей ловкости, акробатически подпрыгнула, подцепила шарик за верёвочку – с первой попытки, нежно притянула его к себе и, не хуже настоящего иллюзиониста, вернула его в раскрытые объятия ребёнка.
Окунувшись вновь в работу, вскоре Надежда вдруг заметила, как плотное людское кольцо возле её прилавка кто-то с усилием разрывает, и в проёме возникает знакомое лицо с серьгами. Проникновенный взгляд, выражение лица на отметке «справедливость», сейчас польются звуки, от которых Надя всякий раз гипнотизировалась не на шутку, готовая даже впасть в опасный летаргический сон. Чистый профессиональный голос с нотками материнской заботливости пропел:
— Вы, Надежда Владиславовна!
Видели ли вы в своей должностной инструкции
пункт о доставании воздушных шариков с фикусов?
Богатство интонаций, а какое чувство! Немножко… как голос Багиры из старого мультика –
— Мало ли какие коммерческие структуры будут у нас осуществлять торговлю. И вы что же, будете всем им оказывать услуги?
Вас приняли в театр – солидное учреждение, на работу с
МАТЕРИАЛЬНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ.
Честное слово, мне даже неловко
прибегать к подобным разъяснениям.
Стоящие вокруг посторонние люди, взрослые и дети, позабыв суету и самое главное – поскорее вызволить свою одежду, замерли и молча взирали на поющего администратора.
«Нет, ответ ей и не нужен. Как же порозовело серьгоносное лицо, как заблестели глаза – будто от лёгкого хмеля. Можно опьянить себя собой, звуками своего же голоса – только нужно, конечно, знать, как».
Так постояли мгновение они друг против друга – заворожённая против опьянённой. Пока вторая не отплыла, только в самом начале, чуть заметно качнувшись. Заворожённая же, провела ладонью по щеке, почувствовав… соль морских брызг. Кое-как освободившись от чар, вернулась к работе.
…Немного погодя одна молодая, радостная лицом женщина, по ту сторону прилавка воскликнула:
— Спасибо вам большое, что помогли. Дочка, знаете, выпрашивала этот шарик уже давно. И вдруг такое… А на другой у меня уже денег не хватало, — и с особой радостью добавила, — Я даже администратора вашего разыскала, специально – поблагодарила… Она вам передала?
За наставничество Надежды принялась Анна Федоренко – родившаяся в этом гардеробе. Всё у неё так обустроено в нём по-домашнему, даже со спец-комфортом каким-то. В подсобной тумбочке хранились: чашка без ручки, небольшая миска, ложка, нож, детка-кипятильник, заварной чайничек и даже салфетка, с вышитыми гладью васильками, чтобы накрывать чайничек. Почему-то эта салфетка с этими васильками бесила больше всего – ну чего ради?! Если холодало, тут же появлялись на свет тёплый свитер и толстые носки, в добавок к уютным домашним тапкам. Не тумбочка, а цилиндр иллюзиониста: надо – являлись небольшая подушка и одеяло, мыло и зубная паста, плоскогубцы и всё для рукоделия. Ещё бы аквариум с рыбками…
Но всё-таки нет, не родилась она в окружении чужих пальто – до наступления киоскового периода работала на заводе-гиганте, которому хватило года, чтобы успешно загнуться. Смирная миловидная женщина, совсем не старая, кстати; к торговле ни грамма не приспособленная – то есть ни к чему, полезному в нынешней жизни. Гладкие светлые волосы и северные серо-голубые глаза – не Анна Федоренко, а Лив Ульман, если дать выспаться и причесать как следует. И фигура еще сохранилась, вот только узловатые вены даже под плотными чулками заметны – должно быть, не знает, что работа на ногах ей вредна.