Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы
Шрифт:
По-видимому, Виллиамс догадался, что его заметили и на время отошел в сторону. Вероятно, он видел, как сторож помогал закрыть окна лавки и как он ушел. Задача Виллиамса состояла теперь в том, чтобы успеть проникнуть в лавку, прежде чем закроется на ночь дверь.
Между тем Мари искала, нет ли еще где открытой устричной лавки, и не находила ее. К 12 ч 30 мин улицы стали быстро пустеть. Мари, в поисках устриц, зашла очень далеко. Когда она, наконец, убедилась, что ей нигде не удастся ничего купить, она оказалась очень далеко от дома. На улицах встречались только группы пьяных и буянивших матросов. При звуке голосов Мари пряталась и выжидала, пока прохожие удалятся. Иногда она шла не прямым путем, чтобы
Мари думала, что проголодавшиеся и обеспокоенные ее долгим отсутствием хозяева с нетерпением ждут ее возвращения и откроют ей дверь при первом ее стуке. Поэтому она тихо постучалась. Но ответа не последовало.
В дверях, кроме обычного в то время молотка, был звонок. Но Мари не хотела звонить, так как она боялась, что колокольчик разбудит ребенка. Она стала прислушиваться. В доме была гробовая тишина. Удивленная Мари решилась позвонить. Когда, однако, и на звонок никто не открывал двери, удивление Мари перешло в страх. В голове у нее мелькнула мысль о незнакомце, которого она видела, когда выходила из дома.
Мари растерялась. Она не знала, что ей делать. Ведь если бы даже в доме все заснули, то громкий звонок не мог не разбудить спящих. В отчаянии она стала звонить раз за разом. Потом стала опять прислушиваться, сдерживая дыхание и стараясь уловить хотя бы какой-нибудь звук.
И вдруг звук раздался, но не тот, которого Мари ожидала. Она услышала еле слышный, осторожный скрип ступенек на деревянной лестнице, ведущей на верхний этаж. Потом чьи-то медленные, почти бесшумные шаги, приближавшиеся по направлению к двери. Потом опять тишина. Такая же тишина была и на абсолютно безлюдной улице.
Мари стала опять прислушиваться. Она услышала совершенно явственно чье-то тяжелое дыхание за дверью. Кто-то стоял там и выжидал. У Мари не было уже сомнений, что это чужой, что он сделал что-то страшное с хозяевами. Только дверь отделяла ее от этого человека. Стоило ему раскрыть ее, и Мари была бы в его власти. — еще одна, ничего для него не значащая жертва в длинной серии убийств. Мари нужно было бежать, звать на помощь, кричать. Но она не могла сдвинуться с места.
Нечто вроде гипноза овладело ею, приковало ее к месту, мешало ей издать хотя бы один звук. Молча и недвижно, точно во сне, стояла она и чего-то ждала.
Человек за дверью тоже выжидал. Обдумывал ли он план дальнейших действий или размышлял над тем, поискать ли другого выхода, но только и он стоял в нерешительности. Между тем, Мари внезапно вышла из оцепенения. Ее неподвижность перешла в истерический припадок. Как безумная, она стала кричать и стучать изо всех сил железным молотком, висевшим на двери. От ее крика проснулись соседи. Открылись окна и двери. Соседи выбежали на улицу и у двери Марра собралась толпа. Мари пришла в себя и рассказала о случившемся. Для всех стадо ясно, что убийца находится еще в доме.
Один из соседей перелез через стену, отделявшую его двор от двора Марра, чтобы отрезать убийце отступление. В руках у него в качестве оружия была железная кочерга. Через заднюю дверь он пробрался в квартиру к Марру и бросился в лавку, где горел слабый свет. В лавке он увидел три трупа. На полу были такие лужи крови, что сосед должен был ходить по ним, чтобы добраться до двери, за которой бушевала толпа. Когда дверь открылась, толпа с криком возмущения бросилась в лавку, но при виде трупов все замолкли.
По описанию места преступления, положению трупов и другим признакам, Гейндль восстанавливает ход преступления следующим образом. Виллиамс вошел в лавку и попросил дать ему пару чулок или что-нибудь в этом роде. Для того чтобы достать просимую вещь, Марру пришлось нагнуться, так как эта вещь лежала под прилавком. Виллиамс знал это заранее. В то время, как
Соседи безмолвно стояли возле трупов. Потом заметили стоявшую тут же Мари. Ее закидали вопросами. Но у нее наступила реакция от испытанного. Вместо ответа она стала кричать и говорить какой-то вздор. Кто-то из соседей увел ее к себе и уложил в постель. Прошло еще несколько минут, пока кто-то, знакомый с семейным положением Марров, не вспомнил о ребенке. Толпа бросилась искать его по дому. Вбежали на верхний этаж и осмотрели все комнаты. При этом установили две вещи. Во-первых, убедились что убийца благополучно убежал. Во-вторых нашли кроватку ребенка: подушки, одеяла, белье, все было в хаотическом беспорядке. Когда стали перерывать вещи, то увидели пятна крови. Потом показалась лужа крови и в ней окровавленное тельце. Это был ребенок. У него был разбит череп и перерезано горло. Виллиамс остался до конца верен своему методу. Бессмысленное убийство ребенка более всего возмутило толпу. Разве мог восьмимесячный ребенок в какой-нибудь мере помешать Виллиамсу? Даже если бы он проснулся и закричал, никто бы его крика не услышал, а если бы и услышал, то не обратил бы внимания.
На другой день утром весть об убийстве облетела весь Лондон. В понедельник газеты сообщили все подробности. Однако не одно возмущение охватило всех жителей, но и панический страх. Современники рассказывают, что население Лондона, в особенности женщины и дети, переживали кошмарные дни. Все ожидали повторения убийства, и каждый боялся, что на этот раз он станет его жертвой. Когда же распространился неизвестно кем пущенный слух, что убийца уехал из Лондона, страх охватил всю страну. Не только богатые, но и бедные семьи поддались ему. Многие женщины переживали нервное потрясение при виде нишего, постучавшего в окно, чтобы попросить кусок хлеба. В каждом неизвестном человеке видели предполагаемого убийцу. На дорогах десятками и сотнями хватали бродяг и бродячих торговцев, приметы которых совпадали с описанием убийцы, сделанным Мари и ночным сторожем.
Между тем Виллиамс спокойно оставался в Лондоне, упиваясь паникой, которую он создал. В то же время он обдумывал план нового преступления, тем более, что добыча у Марра оказалась ничтожной. Денег, которые он нашел в кассе, хватило Виллиамсу только на несколько дней роскошной жизни.
Прошло всего 12 дней со дня убийства на Ратклиф Хайвай, и провинция свободно вздохнула, а Лондон снова забился в пароксизме страха. Виллиамс показал Лондону, что он не опустился до того, чтобы прятаться в провинции и отказаться от лавров, которые он снискал себе на улице Ратклиф Хайвай. Лондон напоминал в эти дни современникам птичий двор, над которым кружит коршун. Много тысяч семейств в Лондоне состояло только из женшин и детей. В них страх доходил до болезненных проявлений. В тысячах других семей дверь открывали молодые девушки-прислуги. Открыть дверь на стук — это казалось всем равносильным впустить убийцу. В это время, под влиянием внушенного Виллиамсом страха, в Лондоне были изобретены дверные цепочки.