Преступники и преступления. Женщины-убийцы. Воровки. Налетчицы
Шрифт:
Проститутки закручинились и решили избежать контактов с боцманами, лоцманами и т. п. Поздно вечером того же дня четыре подружки затеяли скромную вечеринку, где количество спиртного резко превышало объем закуски. На поздний ужин были приглашены и сутенеры, которые все еще дулись. В одну из бутылок подсыпали клофелина.
Каждая новая стопка опрокидывалась все медленней и медленней. Первым окосел Геша. Он попытался пройти в ванную, но пол вдруг дал крен, и сутенер улетел под кровать. Там Гена и захрапел. Его товарищ вылакал еще две рюмки и прилег головой в тарелку со словами:
— Я сейчас подойду…
Ему набросили полотенце на шею и в четыре руки затянули так, что едва не сломали шейный позвонок. Через две минуты за столом лежал труп. Сутенера перенесли
Вскоре в ванную перетащили и Гену. Тот сопел в окровавленной емкости и подергивал во сне ногой. От удара ножом в грудь он дернулся, осоловело уставился на девиц и истошно закричал. Удары сыпались со всех сторон. Кто бил столовым ножом, кто вилкой, кто ножницами.
— Су-уки! — визжал сутенер, пытаясь вырваться из ванны. — Убью! А-а-а!
Он ворочался и вяло пытался защищаться. После очередного удара ножницами в ухо Гена замотал головой, издал трубный вой и вскочил на колени. Он вывалился на кафельный пол и на четвереньках начал пробиваться к дверям. Жрицы любви, осатаневшие при виде крови, испуганно отпрянули.
Жертва приподнялась на ноги и, орудуя кулаками и шатаясь, выскочила из номера. Сквозь кровавую пелену сутенер увидел коридор и спасительную дверь лифта. Благо, тот висел на третьем этаже. Гена слышал за спиной возню и, спешно переставляя ватные ноги, летел к лифту. Проститутки на скорую руку вымыли ванную и протерли пол. Одежда мертвого сутенера была спрятана за батарею.
Под утро всю сексапильную четверку доставили в полицейский участок. Там барышни изложили свою версию событий: «Эти двое продавали нас направо и налево, заставляли участвовать в групповом сексе и брать в рот. За неделю мы заработали кучу денег, однако они забирали все себе. Нам давали лишь на еду. Отказывали даже в новой одежде. Конечно же, мы быстро превратились в зачухапых б… Гена обещал сдать нас полиции, если ему снова кто-нибудь напомнит о деньгах. В конце концов мы решили убить сутенеров и работать с клиентами напрямую, без нервотрепки. Трупы мы намеревались ночью выбросить в море. Но этот мудак оказался живучий».
Гена отлеживался в больнице не больше суток. Он вздрагивал по любому поводу и панически рвался из палаты. Полицейским он письменно заявил: «У меня ни к кому претензий нет. В полночь на третьем этаже отеля „Каракоджа“ на меня напали трое неизвестных, которые стали наносить мне удары руками и ногами в жизненно важные органы. Их внешность я запомнить не смог, так как был сильно пьян».
ЛЮБОВЬ ДО ГРОБА
От той светлой школьной любви у Ани Еремеевой осталось лишь несколько фото. И везде Игорек улыбается — светлый чубчик, ясные глаза, есенинского типа паренек. Аня же, как это часто бывает, полная противоположность — черноглазая, чернобровая, темпераментная. Он влюбился в нее в седьмом классе и тогда же сумел покорить, читая на школьном вечере стихи Есенина. Ради нее выучился играть на гитаре, наловчился метко метать в корзину мяч и срывать аплодисменты в спортивном зале. После десятого они поженились, потому что иначе просто не могли. По этой же причине — из-за боязни разлуки — Игорь «откосил» от армии и вместо вожделенного медицинского отправился за Аней II торговый техникум.
Ссорились ли в то время? Да, ссорились и тогда. Но сладко, даже сладострастно мирились. Игорь, несмотря на внешнюю незащищенность, был капризен, ревнив и властен, выжимая из пустяков душераздирающие скандалы. И в них автоматически вовлекались Анины родители (у которых молодые поселились)
Первая бомбежка накрыла Аню с трехмесячным сыном в скверике. Домой она добралась чудом и сразу ринулась в подвал, который стал семейным убежищем. Благо, что запасливая бабушка годами затаривала его консервацией. Там, на этой дикой войне, и стало ясно, что маленькая Аня, а не ее мускулистый супруг, — вожак в семейной упряжке. Хлеба достать — она, конфликт с боевиками уладить — тоже она, врача для расхворавшегося не ко времени сына найти — опять же она, быстрая, ловкая и бесстрашная.
С чужой горящей земли Еремеевы сумели выбраться лишь через год, и донецкие бабушки Антошки долго лили горючие слезы, глядя за рахитичное, но не в меру смышленое дитя войны. В результате сложных обменов молодым была добыта отдельная квартирка. И пока Игорь зализывал раны и приходил в себя, Аня быстро сориентировалась в местном торговом море. Где-то нашла знакомых, на кого-то произвела впечатление военными рассказами, кому-то сумела понравиться — и в итоге ухитрилась купить киоск и наладить свой маленький бизнес. Вот тогда-то, после вечеринки в честь рождения новой фирмы, и увидела Аня впервые чужого, жестокого Игоря. Обычная семейная ссора неожиданно закончилась рукоприкладством, и наутро Аня еле открыла глаза.
Первая мысль была: выгнать, срочно сообщить родителям, поднять скандал. Но Игорь так рыдал, так преданно валялся в ногах, моля о прощении, что в сердце что-то дрогнуло — это не муж ее зверствовал ночью, это война из него выходила. Но не зря говорится, что ударивший раз навсегда войдет в искушение. Не прошло и месяца, как история повторилась. И опять Аня мужа простила — на этот раз ради свекрови, недавно перенесшей инфаркт. А после третьего раза, поняв, что «случайность» не тиражируется с четкой периодичностью раз в месяц, она подала на развод. Но оказалось, что расторжение брака не означает свободу. А за штампом о разводе не следует автоматическое выселение мужа из квартиры. Напротив, поняв, что попытка сломать и принизить ту, что оказалась выше его и сильнее, завершилась безвозвратной потерей любимой, Игорь решил не сдаваться и объявил жене затяжную войну.
…Говорят, настоящая женщина даже в гробу желает оставаться привлекательной. Анна Сергеевна Еремеева, 25 лет от роду, обвиняемая в убийстве мужа, сидела на скамье подсудимых в эффектном убранстве скорбящей вдовы. Потом я ее спросила: зачем был такой маскарад? Чтоб доказать свою невиновность судьям?
— Нет, — улыбнулась печально Аня. — Я и правда оплакиваю Игоря.
— Но ведь вы его ненавидели, сами признались в суде.
— От любви до ненависти один шаг, это про нас придумано. Я ненавидела его, это верно, но и любила при этом. Знаете, какой это ужас — бесконечные скандалы, когда любая мелочь провоцирует вспышки бешенства, когда близкие когда-то люди знают, как болезненнее, мучительнее друг друга уколоть, когда мужчина, проигрывая духом, берет реванш физический, а униженная побоями женщина мечтает только об одном — убить его, убить!
— Значит, вы все же убили… — теряюсь я от такой откровенности.
Анну только что освободили от ответственности по редкой и скользкой формулировке — за недостаточностью улик. И вот теперь в цветущем скверике, недалеко от суда она согласилась со мной побеседовать. Вспышка черных глаз из-под длинной челки, и красивая вдовушка поднимается со скамейки.
— Зачем говорить, если вы меня ловите? Вы не судья, не следователь, не прокурор, я не обязана вам отвечать.
Она права, и я спешу извиниться. К моему удивлению, извинения приняты, видно, в душе у Ани наболело, и ей самой необходимо исповедоваться.