Преступники. Факел сатаны
Шрифт:
– Биоэнергетика, – пожала плечами Регина Власов–на. – Тут нет никакой мистики. А вот когда приплетают Бога… – Она энергично мотнула головой.
– По–вашему, ученый не может верить в Бога?
– Многие, занимаясь наукой, верят и частенько оказываются в неловком положении. Возьмите Павлова. Вроде бы ощущал существование Бога, слышите, ощущал, однако сам лично доказал, что эмоциями управляет не так называемая душа, а нервная система с помощью условных и безусловных рефлексов. Парадокс, не правда ли?
«Женщина с головой, – отметил про себя Виктор Павлович. – С ней спорить трудновато».
–
– Неземные цивилизации, может, и существуют, но вот насчет контакта Зерцалова… – Она усмехнулась. – Мистификация чистейшей воды. И, главное, повод мелковат: скрыть свои любовные делишки.
– Вы так считаете?
– Ну, знаете, это несерьезный разговор, – поморщилась научная дама. – Все просто, как дважды два – четыре. Загулял с бабенкой, подвел экипаж судна, семью заставил пережить Бог знает что… Честное слово, его поведение тогда было не достойно мужчины. Пришел бы и прямо сказал: так, мол, и так, Регина, виноват…
– И вы простили бы?
– Не знаю, не знаю, – поправила на руке часы–браслет Зерцалова. – Скорее всего нет. – Она подумала и жестко произнесла: – Наверняка нет. Терпение лопнуло. Сын уже был взрослый, все видел. Не хотела выглядеть в его глазах тряпкой…
– Простите, что копаюсь в личном. Он действительно провел эти десять дней с женщиной?
– То есть нет сомнений. Накануне привез эту девчонку с собой к друзьям на дачу, а утром они ушли вместе. Даже знаю ее имя – Таня.
– А другие женщины у него были?
– Думаю, пальцев не хватит на руках и ногах, чтобы пересчитать.
– Конкретно, если можно…
– Хотя бы директриса нашей филармонии…
– Горчакова?
– Ну, я вижу, эта связь известна всему свету, – язвительно усмехнулась Регина Власовна. – Посмотрите на ее сынишку – вылитый Станислав…
– Значит, у нее есть сын? – несколько удивился Жур.
– Вот именно. А отца у мальчика нет. Хотя все знают, что он – Зерцалов.
– Еще один вопрос. По поводу той истории, из–за которой ваш бывший муж был исключен из мединститута…
При упоминании об этом хозяйка посерьезнела, вынула из иностранной пачки длинную сигарету и закурила.
– Что именно в ней вас интересует? – сурово спросила она.
– Мне известно, в деле были замешаны несколько человек. Троих осудили, а Станислав избежал наказания. Почему?
– Боже мой, сколько могут жить эти слухи?… – Регина Власовна встала, прошлась по комнате, держа одну руку в кармане халата. Она остановилась возле Виктора Павловича. – Поразительно! Что, вам уже успели сообщить? Якобы Станислав – сексот? Или стукач, не знаю, как это у вас называется.
– Не скрою: слышал и такое.
– Враки! Ложь, – пристукнула по столу Зерцалова. – Пусть Станислав неверный муж, неважный отец, эгоист, но – предатель?… Никогда. Слышите, никогда! Я бы бросила его в ту же секунду. И плюнула бы в глаза…
– Значит, диссидентом он не был?
– В том–то и дело, что был. Всегда! – жестко произнесла Регина Власовна. – Я имею в виду прямое назначение слова. Инакомыслящий. Как подавляющее большинство нормальных советских людей. А вот в юридическом смысле… Да, тогда Стасу повезло – его не наказали.
– За что же он попал туда? – спросил капитан, удивляясь своему же вопросу, ибо его интересовало в данный момент другое – почему об этой печальной странице в жизни Зерцалова его мать не сказала ни слова. Бывшая жена тоже удивилась вопросу, так как была уверена, что милиции хорошо известны обстоятельства, при которых Станислав оказался в психбольнице. Поэтому она не стала рассказывать о подробностях и заговорила в обвинительном тоне.
– Болтал слишком много после так называемого своего полета в космос. Будто отчетливо видит будущее страны. Предсказывал скорое падение коммунизма у нас и во всем мире. Но вы же знаете, добровольных помощников у КГБ достаточно. Его вызвали в эту милую организацию и предупредили. Станислав не угомонился. Вот тогда–то его и упекли в психушку. Без суда и следствия! А обращались с ним хуже, чем с арестантом.
– Он рассказывал?
– Извините, – зло посмотрела Зерцалова на Жура, – сама видела. Да и наслушалась от очевидцев. Дело в том, что, желая хоть как–то облегчить участь отца моего сына, я бросилась во все инстанции – ходила, писала, умоляла… Кругом глухая стена. Порой мне казалось, что я сама сошла с ума или просто вижу кошмарный сон. Зерцалова пересылали из одного дурдома в другой. Я следом за ним. Денег не жалела, чтобы знать о нем хоть что–нибудь, передать кусок колбасы… Всюду – не приведи Господи. А то, что творилось в спецбольнице, в селе Поместье Волгоградской области – не пожелаю даже своему лютому врагу. Представьте себе, двести с лишним человек содержатся за высоким забором и колючей проволокой. Одним словом, тюрьма. Камеры с прочными запорами и глазком. Охрана, санитары глумятся над этими несчастными и бесправными людьми как хотят. И как мне сказал один сержант из охраны, не удивляйтесь, если побывавший у них человек вместо членораздельной речи перейдет на мычание. Короче, «беспредел», да и только. Я отдала пять тысяч одному генералу, чтобы Зерцалова перевели.
– И его перевели?
– Да.
– Куда?
– К нам, в Новобалтийск, как я и просила. Слава Богу, он здесь попал в добрые руки Галины Семеновны…
– Кто это?
– Врач–психиатр Петелина. Честнейшая женщина. Ни на какие компромиссы не идет. Ни с совестью, ни с наукой, ни с начальством. А тут еще международная общественность, да и наши газеты вступились за права тех, кого по психушкам прятали… Убеждена, что, если бы не Галина Семеновна да перестройка, гласность, сидеть бы Зерцалову за колючей проволокой в лагере или в дурдоме…
– Регина Власовна, скажите, пожалуйста, а как реагировала на всю эту историю мать Станислава Аскольдовича?
– Да никак, – усмехнулась Зерцалова. – Она просто ничего не знала о ней.
– Но она ведь живет здесь?
– Все правильно. Но, учитывая ее возраст и здоровье, все окружающие делали вид, что сын в далеком–далеком загранплаваний, сами сочиняли ей письма от имени сына, сами и читали. Она ведь плохо видит. А когда Станислав оказался на свободе, его предупредили…
– Зерцалов вернулся к вам?