Преступники
Шрифт:
— Если вам нетрудно, — попросил Чикуров.
„Возможно, это кончик важной ниточки, — размышлял Игорь Андреевич. — Надо срочно встретиться с этим Чебаном. Но кому? Дагуровой предстоит лететь в Москву, Латынис разыскивает Кленову… Мне?“
— Вот черт! — расстроенно сказал хирург, вернувшись. — Конверт на месте, а письма нет! Куда я его подевал? Вечная история… Все теряю…
— Конверт можно посмотреть?
— Извольте. — Шовкопляс протянул следователю пустой конверт.
„Адрес есть — это главное“, — радовался про себя Чикуров, запоминая
Раздался телефонный звонок. Шовкопляс снял трубку и привычно ответил:
— Больница… Да, Чикуров здесь. Передать трубку?.. Нет?.. Ясно. — Он некоторое время молча кивал, а закончив разговор, сказал Игорю Андреевичу: — Вас разыскивает Мелковский. Сейчас будет здесь.
— Какой Мелковский? — удивился следователь. Он вроде уже слышал эту фамилию, но где?
— Вы не знаете Рэма Николаевича? — в свою очередь, выразил крайнее удивление хирург. — По-моему, чет таких людей, кто бы не знал его. Главный пропагандист достижений „Интеграла“ и клиники Баулина. Пишет об этом книги, статьи, сценарии… Весьма любопытная личность. Говорить с ним одно удовольствие. Впрочем, сами убедитесь.
Минут через пять мимо окна проехала белая „Волга“.
— Вот и Рэм Николаевич, — сказал врач.
Так как беседа у них со следователем закончилась, они вышли на улицу. Навстречу им от машины уже спешил Мелковский, в элегантном светло-голубом костюме и дымчатых очках. Игорю Андреевичу показалось, что этого человека он когда-то видел.
— Рад приветствовать вас, Геннадий Савельевич! — Мелковский обнял Шовкопляса и озабоченно спросил: — Как Евгений Тимурович?
— Надеемся, — скромно ответил хирург.
— В области только и говорят о вашей операции, — продолжал Рэм Николаевич, отстраняясь от врача и похлопывая его по плечу. — Блестяще! Поздравляю!
— Спасибо, — смутился Шовкопляс.
— Насколько я помню — Игорь Андреевич? — сделал шаг к следователю Мелковский и протянул руку.
Чикурову ничего не оставалось делать, как ответить на рукопожатие.
— Извините, — спохватился хирург, — что сразу не догадался представить… Рэм Николаевич Мелковский.
— Полноте, — отмахнулся тот. — С уважаемым следователем по особо важным делам мы пару раз в одни и те же часы обедали в столовой Прокуратуры Союза… Не припомните? — спросил он.
— Да-да, — кивнул Чикуров. Кажется, он действительно видел Мелковского именно там.
— Знаете, когда я рассказываю своим друзьям о столовой Прокуратуры СССР, мне не верят.
— Это почему же?
— Ну, там как-то все просто: один зал, один порядок для всех — и для генералов, и для рядовых. Все с подносами стоят, все за собой посуду убирают… В общем, не то, что в некоторых ведомствах, где даже в столовой все по чинам да рангам расписано: кому официантка принесет, а кто самообслуживанием обходится… Но я, кажется, отвлекся… Мы ведь с вами, Игорь Андреевич, заочно знакомы, — продолжал журналист. — Надеюсь, Надежда Максимовна говорила вам обо мне?
— Н-нет, — растерялся Чикуров, подумав:
— Странно, — пожал плечами несколько обескураженный Мелковский. — А она уверяла… Я ведь давал репортаж о выставке „Мода-84“. Коллекции Надежды Максимовны были посвящены почти пятьдесят строк. — Он повернулся к Шовкоплясу: — Модели на уровне лучших мировых стандартов! Не хуже, чем у Диора, честное слово! Кстати, Игорь Андреевич, я чуть не забыл передать вам от Надежды Максимовны, — снова обратился к следователю Рэм Николаевич и, достав из внутреннего кармана пиджака глянцевитый четырехугольник мелованной бумаги, с почтением протянул Чикурову.
Тот взял, поблагодарил.
Это была хорошо знакомая ему визитная карточка Нади. Такие дорогие ему имя, отчество и фамилия. На четырех языках — русском, английском, немецком и французском (по своей работе ей приходилось общаться с представителями зарубежных фирм). На визитке быстрым почерком, известным Чикурову до мельчайших штрихов и загогулинок, было выведено:
„Игорь, вернулась в Москву досрочно из-за болезни мамы. Звони. Надя“.
„Даже „целую“ нет, — отметил про себя Чикуров. — Впрочем, вероятно, из-за того, что передавала послание через малознакомого человека“.
— Ну что, товарищи, — обратился к хирургу и следователю Мелковский, — пообедаем?
— Что вы, Рэм Николаевич, у меня через пятнадцать минут операция, — посмотрел на часы Шовкопляс.
— Жаль, — искренне огорчился Мелковский. — Придется нам вдвоем, Игорь Андреевич…
И он показал на „Волгу“. Чикуров мгновение колебался. Перевесило желание узнать о Наде.
Попрощавшись с хирургом, сели в машину. Чикуров успел заметить, что номер у машины был московский, служебный.
— Может, в „Трактир“? — обратился к Чикурову Рэм Николаевич.
— А что это такое?
— Не волнуйтесь, — улыбнулся Мелковский. — Отличный уютный ресторанчик. Не хуже, чем подмосковные „Русь“ или „Иверия“… Правда, ехать с полчасика.
— Пожалуй, столько времени у меня не будет, — сказал Игорь Андреевич. — Давайте в гостиницу „Приют“.
Мелковский сделал знак водителю. Машина отъехала от больницы.
Мысли Чикурова были далеко. В Москве.
„Да, не везет нам с Надей на встречи, — невесело размышлял он. — Ожидал, что хоть в Молдавии свидимся. Собрался в Кишинев, а она уже в столице“.
— Где вы виделись с Надеждой Максимовной? — спросил он у Мелковского.
— Понимаете, забежал вчера перекусить в ЦДРИ, смотрю, работники Дома моделей обедают, — принялся объяснять Рэм Николаевич. — Директор, ведущие модельеры… Директор — мой старинный приятель, позвал к своему столу. Разговорились. Надежда Максимовна, узнав, что я еду в Березки и увижу вас, черкнула пару слов на визитке…
Центральный Дом работников искусств… Сколько раз Чикуров обедал там с Надей… Ему хотелось расспросить Мелковского, делилась ли она, что с матерью, но постеснялся. А журналист продолжал: