Преступный мир и его защитники
Шрифт:
Кроме того, Коссацкий обвинялся также и в мошенничестве, присвоении чужих денег, растрате и прочем, цо дела эти обыкновенно прекращались за примирением сторон или же по недостатку улик.
После увольнения от должности мирового судьи Коссацкий по рекомендации одной дамы поступил правителем дел в управление казенной жабинкопинской железной дороги, но через год был уволен от службы без прошения как личность сомнительная. Во время своей службы при железной дороге он именовал себя инженером, хотя никаких документов в подтверждение этого обстоятельства не представил.
10 мая 1886 года Коссацкий подал управляющему акцизными сборами Курляндской губернии прошение о принятии его на службу по акцизному ведомству и был определен сверхштатным чиновником курляндского акцизного управления. При прошении Коссацкий представил и засвидетельствованную нотариусом
При курляндском акцизном управлении Коссацкий был сначала помощником секретаря, а потом секретарем и получил назначение на должность комиссара по крестьянским делам. При введении судебной реформы в Прибалтийских губерниях Коссацкий подал председателю туккумотальсенского съезда мировых судей прошение о назначении его секретарем съезда, но прошение это уважено не было. Во время своей службы он постоянно получал высшие чины за выслугу лет и в 1898 году был произведен в надворные советники.
Несмотря на все свои разнообразные похождения, Коссацкий все-таки своей бывшей сожительницы и ее детей не бросал и постоянно снабжал их разными подложными документами. В этих документах он именовал Орловскую то своей женой, то вдовою не существовавшего никогда землемера Коссацкого. Под последней фамилией Орловская в последнее время проживала в Риге, а сын ее служил под фамилией Коссацкого писцом в канцелярии 2-го уголовного отделения рижского окружного суда.
В конце концов, самозванство Иосифа Коссацкого разоблачилось, и он предстал в качестве обвиняемого перед санкт-петербургской судебной палатой.
Дело это слушалось в г. Риге осенью 1901 года и привлекло многочисленную публику.
Подсудимый — высокий, пожилой человек, с проседью — сознался только в подделке документов.
По словам свидетельницы В. Орловской, она вступила в любовную связь с Коссацким в 1872 году.
— Мы жили с ним вместе, в одной квартире, — объяснила она. — Заработки были малые; мы очень нуждались, хотя я и не гнушалась никакой черной работы. Первые двое детей были записаны в метрические книги как законные наши дети, причем я именовалась законной женой. Я хранила у себя печати и бланки разного рода, которыми Коссацкий пользовался для различных целей. Потом бланки я сожгла, а печати передала ему. Он выдавал фальшивые документы мне и нашим детям. Затем он женился и прислал мне из Богородска удостоверение, подписанное им, как мировым судьей, с его судейской печатью, о том, что будто бы я его законная жена. В 1887 году я без ведома Коссацкого переехала в Ригу для помещения детей в приюты и учебные заведения. Ввиду необходимости прописки в полиции вида на жительство, которого я не имела, я уведомила Коссацкого письмом о своем затруднительном положении, и он вручил мне четыре документа: один на имя вдовы землемера Николая
Коссацкого и три свидетельства, где удостоверялось, что наши дети произошли от какого-то землемера.
— Вот я и сделал вам виды, — сказал он при этом.
— Да ведь бумаги не настоящие! — боязливо заметила я.
— Молчи, иначе нельзя, — возразил он. — Сиди смирно. Называй себя вдовой. Никто спрашивать не будет, и все будет хорошо.
Уходя из квартиры перед отъездом в Митаву, он еще раз повторил: «Сиди смирно. Мне лучше будет и тебе тоже».
Не видя никакого исхода из своего положения, я прописывалась по подложным видам и своих детей поместила сначала в Мариинский приют, а затем и в учебные заведения.
Товарищ прокурора. Почему же вы не заявляли о преступлениях Коссацкого?
В. Орловская. Я была в постоянном страхе, и у меня не раз являлось желание пойти к губернатору и заявить обо всем. Однажды я сказала об этом и Коссацкому. Он ответил: «Если скажешь, я застрелюсь, а ты будешь нищая, да еще с подложными документами».
Интересно было также показание владельца Аренсбургской банкирской конторы, г. Papa.
Свидетель вел денежные дела с Коссацким приблизительно около пяти лет. Первоначально Коссацкий обратился в банкирскую контору с просьбой одолжить ему денег для поездки в Ригу. Так как он оказался исправным плательщиком, то г. Рар охотно вел с ним дальнейшие денежные дела. Деньги в контору вносились разными волостями
Переводя по указанию Коссацкого платежи разным лицам, банкир не имел никаких сведений о том, за что именно производилась уплата денег; равным образом не было известно, какими именно волостями и в каком количестве будут внесены деньги на погашение произведенных платежей. Крестьяне аккуратно вносили деньги указанными Коссацким суммами, и он часто брал у банкира авансы.
В общем, многочисленными свидетельскими показаниями бесспорно подтверждалась виновность подсудимого.
Основываясь на судебном следствии, товарищ прокурора Ф. К. Бом поддерживал обвинение против Коссацкого.
Защищали подсудимого присяжные поверенные С. П. Марголин и В. Е. Беккер.
Речь первого из них касалась всех предметов обвинения.
— Господа судьи! — начал присяжный поверенный Марголин. — Еще в 1868 году правительствующим Сенатом было предложено прокурорам вносить в обвинительные акты лишь такие события, которые имеют прямое отношение к делу. В данном случае это не соблюдено. В обвинительном акте, прочитанном в этом зале, упомянут и подчеркнут ряд фактов, ничем не связанный с теми деяниями, которые ныне вменяются в вину подсудимому. Рядом с этим в обвинительный акт внесены некоторые подробности, имеющие своей единственной целью оскорбить подсудимого с особенной жестокостью. Кому нужно знать, что мать его была кухаркой, дед кузнецом, а сам он кучером и лакеем? Как бы ни был преступен известный человек, но у него всегда найдется своя доля чувства чести. Грубое вторжение в эту ревниво охраняемую область духовного мира обвиняемого пятнает не его, а обвинение. Затем вашему вниманию были предложены многочисленные легенды из прошлого подсудимого об его хищничестве и нравственной слепоте. Весь этот материал почерпнут из нечистого источника. Несмотря на это, господин прокурор останавливается на этих непроверенных обстоятельствах с особенной подробностью и вниманием. Потом упоминалось о прекращенных делах. Излишне объяснять, что под этими делами разумеются обвинения, отброшенные за их недоказанностью. И вот теперь, через 10 лет, вся эта ветошь находит гостеприимный приют в обвинительном акте. Господа судьи! Подсудимый защищает и оберегает оставшийся незапятнанным уголок своей души, тот уголок, который всякому дорог. Его угнетает, как всякого человека, все несправедливое и выдуманное, все, не имеющее никакого касательства к настоящему обвинению.
Между прочим я остановлюсь на судебном материале, имеющем прямое отношение к настоящему делу. Прокурор изобразил подсудимого грубым притеснителем крестьян, угнетавшим их долго и безнаказанно. Здесь подробно допросили каждого свидетеля насчет характера Коссацкого, и картина получалась совершенно иная.
Большинство свидетелей на предложенные им вопросы об обращении с ними подсудимого отвергли грубость и кулачную расправу, присвоенную обвиняемому. Не подтвердились и взятки. Насколько я мог уяснить себе дело, до Коссацкого волостные здания никуда не годились. Весьма естественно, что чиновник, любящий порядок и благоустройство, счел своим долгом придать приличный вид волостным домам. Не буду отрицать, что способ, им избранный, был неудачен. Но здесь, в этом крае, очевидно, существовала, а может быть, и теперь существует особого рода система все решать за крестьян, угадывать и удовлетворять их потребности. По толкованию чиновников, крестьяне необразованны, темны и своих нужд не сознают. С этой точки зрения считается уместным присылать в волости нагрудные знаки, адресные книги, брошюры, календари и тому подобные вещи без согласия крестьян. Им говорят, что это нужно, необходимо, и сходы выборных беспрекословно утверждают эти расходы. Таким образом, ничего экстраординарного Коссацкий не производил и следовал только издавна установившемуся обычаю. Говорят, что крестьяне не одобряли его действий. Насколько можно было установить, среди крестьян замечалось два течения. Громадное большинство было довольно Коссацким и действия его одобряло. Меньшинство же протестовало против покупок исключительно из экономических соображений. Теперь эти вопросы выдвигаются только потому, что под ними скрывается подозрение в воровстве. В этом — узел и центр тяжести дела.