Преступный мир и его защитники
Шрифт:
— Вы упомянули о том, что, очевидно, спевались для сокрытия злоупотреблений… Но замечали ли вы сами какие-либо неправильности или подлоги?
— Нет.
— Если не замечали, то отсюда и вывода нельзя делать, что спевались, — говорил защитник.
— Цветков, между прочим, получил по ордерам у кассира до двадцати трех тысяч рублей.
— А обнаружила ли ревизия, что эти ордера проводились по книгам, как оправдательные документы? — осведомился защитник.
— Нет.
— Значит, ордера оставались только в руках самого Минаева как доказательство, что
— Да.
— В таком случае, не брал ли Минаев ордера у Цветкова, как расписки, писанные его кровью, и как доказательство против самого бухгалтера в том, что он — сообщник кассира? — вставил присяжный поверенный Аронсон, стараясь наметить путь для защиты.
Порядки в управлении Балтийской и Псково-Рижской железных дорог были странные. Еще в начале 90-х годов контроль замечал, что из управления несвоевременно представляются квитанции казначейства на вносимые в казну деньги. Станционная выручка задерживалась в главной кассе нередко до 5 дней после отчетного числа, и так как это происходило систематически, то контроль завел переписку с управлением. Переписка, однако, оказалась совершенно бесплодной. В феврале 1895 года контроль доложил, наконец, обо всем государственному контролеру и просил его сообщить об этом министру путей сообщения.
В своем письменном показании покойный инженер Глазенап, управлявший Балтийской и Псково-Рижской дорогами, объяснил, что он никаких словесных распоряжений о выдаче главному бухгалтеру денег из кассы не делал и что последний не получал особого вознаграждения за вечерние занятия.
— А мог начальник дорог приказать бухгалтеру написать ордер на выдачу кому-нибудь денег? — спросил присяжный поверенный Турчанинов контролера Соловьева.
— Мог.
— Имел ли право главный бухгалтер получать вознаграждение за вечерние занятия? — в свою очередь задал вопрос присяжный поверенный Аронсон.
— Имел право.
— В таком случае, как же начальник дорог утверждает, что Цветкову не выдавалось вознаграждение за эти занятия? Значит, это неправда? — допытывался защитник.
— Вознаграждение обыкновенно выдается из остатков свободных сумм, — последовал неопределенный ответ.
Особенно характерным являлось показание другого свидетеля — артельщика Семенова.
— Служил я в управлении, — рассказывал он, — под начальством Минаева. Он у нас старшим артельщиком считался… Сначала была тишь да гладь да Божья благодать, а затем пошли разные толки… Будто бы Минаев пользуется деньгами из кассы на свои надобности и тому подобное… Пошел я однажды в портерную бутылочку пивца выпить. А время-то было четыре часа дня — занятия в управлении кончились. Приходят другие служащие и стали разговаривать. Я слушаю: «Кириллова-то опять приняли», — удивляется кто-то. «Как не принять, — говорят, — ведь у него с Цветковым восемнадцати тысяч не хватает, вместе мошенничали…» Прослушал я это и сообщил старосте.
Из дальнейшего рассказа свидетеля оказывается, что Минаев и Кириллов поспешили «сплавить» его из Петербурга, так как предстояло общее собрание артели, и они боялись, чтобы словоохотливый Семенов
— Вы и теперь состоите артельщиком? — осведомился присяжный поверенный Аронсон.
— Да, состою.
— Какая же доля на вас падает из суммы, внесенной артелью в обеспечение растраты?
— Рублей двести с небольшим.
— А сам Цветков должен вам что-нибудь?
— Должен две тысячи рублей… Обращается раз ко мне Яковлев и говорит: «Выручи господина Цветкова, дай ему две тысячи^ он имение покупает». — «Чего ж он сам не скажет мне?» — спрашиваю я. «Ну, ему неловко, — отвечает Яковлев, — ведь он главный бухгалтер». Дал я две тысячи рублей и взял векселя. Только он не платил… Да-с… Ну, конечно, подавать в суд на Цветкова нельзя было, — ведь тогда, значит, мне пришлось бы распроститься с местом и поблагодарить Балтийскую дорогу за ее хлеб-соль… Так и не получил денег.
— Давно Минаев состоит в артели? — спросил присяжный поверенный Карабчевский.
— Лет двадцать пять.
— Во время перехода дорог в казенное управление все было в порядке?
— Все.
— Одолжал ли Минаев деньги служащим?
— Бывало… рублей по двадцать — тридцать.
Жизнь Минаева, по словам свидетеля, была вне всяких подозрений. Квартиру он занимал скромную, а обедать обыкновенно ходил к сестрам. Артель решительно ни в чем предосудительном не могла его заподозрить.
— Может ли быть, чтобы Минаев присвоил себе шестьдесят или семьдесят тысяч рублей? Вы поверили бы этому? — продолжал спрашивать защитник.
— Если бы это было, то, наверное, он позволил бы себе что-нибудь лишнее, — говорил Семенов.
Судя по свидетельским показаниям, Минаев был вполне зависим от воли главного бухгалтера. Вопреки заявлению бухгалтера, он решительно отрицал, что Цветков брал у него деньги в форме частного долга.
— Бухгалтер выдавал расписки на имя правления, — какой же это частный долг?! — протестовал кассир-подсудимый.
В числе других сумм оказались также растраченными и деньги с концерта, устроенного в пользу железнодорожного общежития, — около 3 000 рублей.
Судя по некоторым данным, в управлении Балтийской и Псково-Рижской железных дорог одно время царили самые «милые» порядки и казенными суммами не пользовался только ленивый.
— Брали все, кто хотел, — коротко объяснил Минаев агенту сыскной полиции, когда тот явился арестовать его.
Бывший агент сыскной полиции Лукащук узнал о растрате от самого старосты биржевой артели и немедленно навестил железнодорожное управление.
— У вас, говорят, растрата? — обратился он к главному бухгалтеру.
— Нет, не может быть! — запротестовал Цветков.
Минаева агент не застал в квартире и нашел его ночевавшим у родственника.
Увидев господина Лукащука, кассир-артельщик с легким вздохом сказал:
— Слава Богу, — я ожидал, что меня арестуют! Конец моим мучениям! Вчера хотел было броситься с Николаевского моста в воду. Я не так виноват, как думают, — на свои надобности я растратил только пять-шесть тысяч рублей.